Олег Платонов - Николай II в секретной переписке

Он совершенно разумно думает использовать Курлова для некоторых продовольств. дел, — это правильно — следует использовать этого человека. — Он немедленно распорядился о том, чтоб были напечатаны сведенья о миллионах, которые получили Союзы и прозевали другие организации, — только это не совсем то, что мне хотелось: недостаточно голых фактов, они сами по себе достаточно скверны, но их нужно было искусно изложить, а так, на мой взгляд, вышло слишком бледно. Можно заплакать, когда подумаешь, что полмиллиарда выброшено на Союзы, в то время как уже существовавшие организации могли бы сделать чудеса с четвертой частью этой суммы. Прилагаю эти сведения тебе для прочтения [1008].

Очень, очень благодарю тебя за твое дорогое письмо, только что мной полученное. Очень счастлива, что ты отдал это распоряжение относительно Палена, благодарю тебя за твое справедливое решение. Как хорошо, что у вас там так тепло! Сегодня утром 1 градус мороза, но солнечно, а это главное, а потому буду лежать на балконе до завтрака — сердце опять расширено, и трудно дышать. Боюсь, что этот раз я едва ли смогу много двигаться и ездить на автомобиле, должна тебе, к моему прискорбию, сказать. Мне так хотелось бы побывать в лазарете — и не могу, — ужасная обида!

Воображаю сына Розетти рядом с тобой — вот так тип!

Как чудно опять вскорости быть вместе с вами — Солнечный Свет, Солнечный Луч и старая мать — Солнышко! Ужасно тоскую без вас обоих. Этот упадок сил приходит регулярно 3 или 4 раза в год — результат напичкивания себя лекарствами.

Теперь, ангел мой, прощай. Бог да благословит и защитит тебя! Без конца целует все дорогие, любимые местечки

на веки

Твоя.

Синод поднес мне дивную старинную икону, а Питирим прочел прекрасную грамоту — я промямлила что-то в ответ. Очень была рада видеть дорогого Шавельского. Наш Друг скорбит о том, что тебя не послушали (Брусилов), так как твоя первая мысль была верной, — такая жалость, что ты уступил! Твой дух был прав, желая перемены. Он приподнял образ Богоматери и благословил тебя издали, сказав “Да воссияет солнце там”. А. только что привезла это напутствие из города, она тебя целует. Жена Оболенского все время со слезами пристает к нашему Др. по поводу отставки мужа, просит о хорошем месте.

Ц. ставка. 26 сентября 1916 г.

Моя голубка!

Сердечно благодарю за дорогое письмо; ты задаешь мне столько вопросов, что я должен обдумать их прежде чем отвечать. В среду я приму Прот. и поговорю о Петрогр. градонач. Я сомневаюсь, чтоб было умно назначить на это место Андриан., он честный человек, но ужасно слабый, настоящая размазня, бывший военный судья. Он не подошел бы в нынешние тяжелые времена. Что же касается Оболенского, то ему можно было бы предложить Зимний дворец после бедного Комарова, если ты ничего не будешь иметь против. — Твой друг Хогандоков назначен наказным атаманом Амурск. каз. Войск ! Всего лишь несколько месяцев назад! Я право не знаю, каков он был бы, как град.

Посылаю тебе письмо Ники и бумагу Шт. о вопросе, который тебя интересует. Надо кончать! Храни Господь тебя, мое дорогое Солнышко, и девочек! Нежно целую.

Навеки твой

Ники.

Ц.С. 27 сентября 1916 г.

Ангел мой!

Вчера, когда я ложилась спать, мороз дошел до 5 градусов, а сегодня утром всего 1 градус и пасмурно. Так как сердце у меня все еще расширено, устроюсь так, чтобы завтра никогоне принимать, и весь день останусь в постели, — быть может, это мне больше поможет, — остается так мало времени — через 5 дней уже едем!

Мой любимый, завтра ты примешь нового министра внутренних дел, он волнуется, — дай ему почувствовать твою силу воли и решительность, это поможет и усилит его энергию. Пусть он поговорит с Алекс., чтобы последний почувствовал, что имеет дело с умным человеком, не теряющим зря времени, — это послужит противоядием к письмам Гучкова. — Поговори с ним насчет Сухомлинова, — он найдет способ сделать, что надо, иначе старик умрет в тюрьме, и это останется навеки на нашей совести. В сущности, он сидит отчасти из-за Кшес. и С.М . [1009], но неудобно поднимать разговор об этих 2 перед судом. Даже Андр. Влад. [1010] говорил это Редигеру и Беляеву, хотя он сам в связи с Кшес. — Затем поговори с ним относительно Рубинштейна — он хочет знать, что ему предпринять. — Я так счастлива за графа Палена. — Ты, по-видимому, прав насчет Андрианова — только что получила доклад Прот., доказывающий непригодность его, — я упомянула о нем только так, мне это случайно взбрело на ум. Если бы можно было отпустить сюда Хагандокова, то было бы хорошо; по крайней мере, его военные ордена подают на то надежду, — все же, может быть, ты найдешь другого на его место. Шт. предложил Мейера, который долгие годы служил в Варшаве, но у него фамилия слишком немецкая для нашего времени.