Олег Платонов - Николай II в секретной переписке

Дивный яркий месяц, 10 минут шестого, становится темно, — пили чай после поездки в Павловск — так холодно. Младшие девочки работают, а старшие пошли в наш госпиталь чистить инструменты. В половине 7-го пойдем к вечерне в нашу новую маленькую церковь.

Вечером видела нашего Друга у А. и простилась с Ним. Он очень просит тебя послать телеграмму королю Сербии, потому что очень боится, что Болгария совсем уничтожит их, — так я прилагаю эту бумагу для тебя, она тебе будет нужна для телеграммы; изложи смысл своими словами, разумеется, вкратце, напомнив им об их святых и так далее в этом же роде.

Пусть Бэби покажет тебе конверт Петра Васильевича, он прелестен. Я тоже пишу Бэби отдельно, он будет гордиться этим. Деревенко получил наши подарки для него и сможет их приготовить в спальне до твоего обеда. — Я хотела бы знать, как ты будешь праздновать день Конвоя.

Теперь должна кончить письмо, дорогой! Да благословит и да спасет тебя Бог, и да хранит тебя Пресвятая Богородица от всякого зла! Самые лучшие пожелания ко дню ангела нашего ненаглядного Солнечного Луча!

Целую тебя бессчетно, крепко прижимаю к своему любящему сердцу, которое постоянно жаждет тебя, милый Ники. Твоя женушка

Аликс.

Царское Село. 4 октября 1915 г.

Мой любимый душка,

От всего сердца поздравляю тебя с днем ангела нашего драгоценного мальчика; он проводит этот день совершенно как маленький воин. — Я прочла телеграмму, которую наш Друг послал ему, — она так хороша! Ты сегодня вечером, вероятно, будешь в церкви, но я не пойду, слишком устала, — только что заходила к Знаменью. поставила свечи за наше сокровище. — Чудный солнечный день, 0 градусов было утром и 3 градуса ночью. — В 10 часов мы отправились на освящение прелестной маленькой церкви. Вчерашняя вечерняя служба была также очень хороша было много сестер в белых косынках, что придает такой живописный вид. — Тетя Ольга и мы обе тоже были одеты сестрами, так как мы молились за наших бедных раненых и умерших. — Михень, Мавра, княгиня Палей и многие другие были там. Около 200 человек из ком. выздоравл. стояли вокруг церкви, так что могли видеть крестный ход. — В час мы поехали в наш лазарет, и Владимир Николаевич сделал операцию, которая вполне удалась; после этого были перевязки, потом я поехала навестить бедную кн. Гедройц. У нее было 40,5 градусов жара, вечером она причастилась и почувствовала себя спокойнее, говорила о смерти, и сделала все распоряжения. — Сегодня она меньше страдает, но положение все же очень опасное, рожа спускается к уху. — Но наш Друг обещал за нее помолиться. — Потом мы заехали к А. и отправились в Павловск и на кладбище, где мне хотелось положить цветы на могилу бедного Орлова, — уже 7 лет, как он умер! После чаю зашли к Знамению, а оттуда в Большой Дворец к бедному мальчику. Он меня узнал, — удивительно, что он еще жив, бедный ребенок.

А. и Лили Ден у нас обедают.

Вчера мы видели Гр. у Ани, — милая Зина [474] тоже была там, — Он так хорошо говорил! Он просил меня тебе передать, что не ладно с новыми бумажными деньгами, простой народ не может понять, — у нас довольно чеканной монеты, — и это может повлечь к недоразумениям. Я думаю, следует сказать Хвостову, чтоб он поговорил с Барком об этом. — Разумеется, Его телеграммы к Бэби не приняли, потому я ее посылаю тебе, чтобы ты прочел малютке, — может быть, ты поблагодаришь Его в ответной телеграмме?

Как ты находишь известия? Я очень была счастлива получить сегодня твою телеграмму и письма от Бэби и m-r Ж.! Они меня так согрели, и я могла все себе ясно представить. Так странно не быть с ним на его именины! Его письмо было очаровательно, — я также пишу ежедневно, вероятно, тоже с многочисленными ошибками. Старшие девочки вечером идут чистить инструменты в госпиталь. Так странно, что “пока” нет дел, о которых надо писать, и что вы не с нами! Удобна ли ваша спальная? Покойно ли он спит и не тревожат ли его скрипучие доски? О, как вас обоих мне недостает! Ну, прощай, мой возлюбленный! Господь да благословит и защитит вас! Осыпаю тебя поцелуями, мой любимый, и остаюсь твоя глубоко любящая

Солнышко.

Милый, я нахожу, что не годится жене Замойского жить там, где ставка. Известно ее поведение с Борисом в Варшаве, в поезде, в ставке и теперь в Петрограде. Это повредит репутации ставки. Фредерикс сам очарован ею и потому не будет протестовать. Но, пожалуйста, скажи Замойской сам, что никаким дамам нельзя жить в ставке, и что потому и я этого не делаю.