Олег Платонов - Николай II в секретной переписке

Теперь я должна попытаться заснуть. Я перекрестила и поцеловала, по обыкновению, твою осиротелую подушку и полежала на ней. Подушка — увы! — может только получать поцелуи, но не отвечать на них. Спи спокойно, дорогой, желаю тебе увидеть жену свою во сне и почувствовать ее ласкающие руки вокруг тебя! Да хранит тебя Господь и его Св. ангелы! Спокойной ночи, мое сокровище, мой многострадальный Иов!

18-госентября.

Доброе утро, мой маленький. Пасмурно и дождливо, а вечер был такой чудесный, луна и звезды сияли, так что я даже открыла половину окна (форточка всегда открыта). Теперь же, подняв занавески, я совсем разочаровалась, всего лишь 6 градусов опять. — Чувствую себя лучше, поэтому хочу заглянуть к А. в Большой Дворец (после Знамения), по дороге к одному молодому офицеру, которого только что привезли, — ему только 20 лет, и очень опасная рана в ноге. Владимир Николаевич думает, что придется ее отнять, так как на ноге и в ране на плече начинается заражение крови. Он хорошо себя чувствует, не жалуется, это всегда плохой признак, — и так трудно решить, что делать, когда смерть так близка: дать ему умереть спокойно или рискнуть на операцию. Я бы решилась на последнее, так как всегда остается луч надежды, когда организм молод, хотя теперь он очень слаб и сильный жар. По-видимому, в течение недели рана его не перевязывалась, — бедный мальчик! Поэтому я хочу взглянуть на него. Я не заходила в ту комнату в течение 6 месяцев, — нет, я раз там была, после смерти моего бедного Грабового. Оттуда пойду в наш лазарет, так как не была там целую неделю, и скучаю по ним, а они по мне. Говорят, один из моих улан, вольноопределяющийся Людер (что-то в этом роде), привезен к нам. Он не ранен, но ушиблен где-то, мне не смогли хорошенько объяснить.

Я с удовольствием вспоминаю разговор с Хвостовым и жалею, что ты его не слышал, — это человек, а не баба, и такой, который не позволит никому нас затронуть, и сделает все, что в его силах, чтобы остановить нападки на нашего Друга — как он тогда их остановил. А теперь они намереваются снова их начать. Щ. же и С., конечно, не воспротивятся этому. Напротив, поощрят — ради популярности. Я надоедаю тебе этим, но хотелось бы тебя убедить, будучи честно и сознательно сама в этом уверенной, что этот очень толстый, опытный и молодой человек — тот, которого бы ты одобрил (а также и ту старуху, которая пишет тебе об этом). Он хорошо и близко знает русских крестьян, так как много жил среди них, — и тех типов тоже, и не боится их.

Он знает также этого толстого священника, теперь, кажется, архимандрита, друга Гр. и В., так как он 4 года тому назад, во время тяжелых лет, помогал ему, когда был губернатором; он так хорошо говорил с мужиками и убеждал их. Он находит, что влияние хорошего священника всегда должно быть использовано, и в этом он прав; они вместе устроили все для св. Павла Обнорского, и теперь он поехал в Тобольск или Тюмень. Поэтому С. и К° сказали В., что не одобряют его и постараются отделаться от него. А. говорит, что тело его огромно, но душа чистая и высокая. Я сказала Хвостову, как грустно, что злонамеренные люди всегда имеют больше мужества и поэтому скорее достигают успеха, на что он правильно ответил, что у других — дух и чувство, которыми они руководятся, и Бог им поможет и не оставит.

Земский Союз также, по моему мнению, зашел слишком далеко и слишком много забрал в свои руки. Это чтоб впоследствии можно было говорить, что правительство не заботилось как следует о раненых, беженцах и наших пленных в Германии и т.д., и только земство их спасло. Кривошеин должен бы держать его в руках. Это он его создал (блестящая мысль), только надо внимательно за ним следить, так как в нем много дурных людей — на войне, в их больницах и на питательных пунктах. Он находит, что Кривошеин слишком много видается с Гучковым. Хвостов никогда не нападал на немецкие имена баронов или преданных людей, когда говорил о немецком засильи, но все внимание обратил на банки, что совершенно верно, — чего никто еще до сих пор не делал (министры увидели свои ошибки). Он говорил также о продовольственном и топливном вопросе; Гучков, член Петроградской Думы, даже это забыл, наверное намеренно, чтобы обвинять во всем правительство. И это его преступная ошибка, что он не подумал об этом несколько месяцев тому назад. А теперь могут возникнуть на этой почве большие беспорядки, что совершенно понятно. Надо проснуться и заставить людей работать. Это не твое дело входить во все подробности — Щ. с Кривошеиным и Рухловым [458] должны были это предвидеть. Но они заняты партийной работой и стараются съесть старика.