Ах, если б он мог сделать это, даже если старик из страха против него! Можно быть уверенным, что он будет действовать осторожно, и раз он намерен защищать нашего Друга, Бог благословит его работу и преданность тебе, — а другие, как С. и Щ., просто нас продают — такие трусы!
Я вижу также, что кн. Туманов будет здесь вместо Фролова — это хороший выбор. Прошу тебя, постоянно следи за Поливановым.
С художником Маковским [456] случилось ужасное несчастие. Лошадь его испугалась и бросилась на трамвай. Он лежит в госпитале с сотрясением мозга и раной на голове. Сейчас я должна поскорее встать и одеться к отпеванию старика Арсеньева. Обедня начинается в 10 час., так что мы пойдем к 11 час. Я возьму с собой О. и Т.
Ну вот, я больше часу говорила с “Хвостом” и полна наилучших впечатлений. Я, по правде сказать, была немного взволнована, потому что А. иногда увлекается людьми. Мы говорили о всевозможных вопросах, и я пришла к заключению, что работа с таким человеком будет удовольствием. Такая ясная голова, так отлично понимает всю тяжесть положения и как можно справиться с этим! Это много, так как здесь критикуют, но редко предлагают что-либо взамен. Он, конечно, тоже в ужасе, что Гучков и Рябушинский попали в Государственный совет, — это такой скандал, так как все знают, что Гучков работает против нашей династии. Мне хочется, чтобы ты хорошенько с ним поговорил. Между прочим, он мне сказал, что Щ. показывает всем, кому попало, все телеграммы твои и нашего Друга, — многие в ужасе, другие в восторге. Какое он имеет право копаться в частных делах своего Государя и читать телеграммы? Как я могу быть уверенной, что он и за нашими не будет следить? После этого я не могу назвать его честным и порядочным человеком. Кривошеин хорошо знаком с Гучковым, так как женат на москвичке (тоже из купеческой семьи, а они все заодно).
У меня столько мыслей в голове, что я не знаю, с чего начать.
Во всяком случае, он находит, что ты должен скорее сменить министров, в особенности Щ. и С., так как старик не может с ними сопротивляться Думе. Поговорив с ним, я теперь могу откровенно тебе посоветовать взять его без всяких колебаний. Он хорошо говорит и не скрывает этого, что большое преимущество, так как нам нужны люди, которые имеют дар слова и всегда готовы ответить вовремя и метко. Он смог бы бороться в этом поединке с Гучковым, и Бог бы его благословил на это. Конечно, у него слишком много ума и такта, чтобы намекать на себя. Он только благодарил горячо, что я ему позволила высказать все, что у него было на душе, так как он возлагает на меня свою надежду помочь правому делу для пользы тебе, Бэби и России. Все дело в Москве и Петрограде, где скверно, но правительство должно все предвидеть и готовиться к тому, что будет после войны, — и этот вопрос он находит одним из самых важных. А если он будет в Думе, то ради блага страны он должен будет сказать все это и невольно указать на слабость и непредусмотрительность правительства. После войны все эти тысячи рабочих, работающих на фабриках для нужд армии, останутся без работы и, разумеется, составят недовольный элемент, с которым придется иметь дело. Поэтому уже теперь надо все это обдумать, все места, фабрики должны быть взяты на учет, надо выяснить количество рабочих рук, и решить, какое им дать дело, чтобы они не очутились на улице. Надо много времени, чтобы все обдумать и приготовить, и он, конечно, совершенно прав, что это вопрос величайшей важности. Потом будет столько недовольных элементов! Теперь у них пока деньги есть, — когда же войска вернутся и люди разойдутся по своим деревням, многие — больные, увечные, многие, которые теперь поддерживаются патриотическим духом, окажутся недовольными и будут дурно действовать на рабочих, — поэтому нужно об них подумать. И видно, что Хвостов это устроит. Он удивительно умен. — не беда, что немного самоуверен, это не бросается в глаза, — он энергичный, преданный человек, который жаждет помочь тебе и своему отечеству. Затем предстоят приготовления заранее к выборам в Думу (позднее) — дурные готовятся, хорошие тоже должны “canvass”, как говорят в Англии. Он говорит, что m-me Столыпина сильно старается за Татьяниного Нейдгардта, желая сама опять играть роль, но он находит его совсем неспособным. Ты бы наслаждался работой с этим человеком. Тебе не пришлось бы ни подгонять его, ни подталкивать, он одинаково добросовестно работал бы с тобою, и в твое отсутствие. Он хорошо справлялся в своих губерниях во время революции (в него стреляли). Оказывается, это он просил, чтобы ремонтировали раку преп. Павла Обнорского, я совсем про это забыла. Он говорит, что старик его боится, потому что стар и не может применяться к новым требованиям (как ты сам мне это говорил), — он не сознает, что невозможно не считаться с новыми веяниями, и нельзя их игнорировать. Дума существует — с этим ничего не поделаешь, а с таким хорошим работником старик отлично справится. Очень хорошо, что ты не принял Родзянко — они тотчас же повесили носы. Ты распустил Думу, а они думали, что ты не посмеешь, все это отлично. Теперь ты, слава Богу, не принял московскую депутацию — тем лучше; они намереваются опять просить, но ты не соглашайся, а то можно подумать, что ты признаешь их существование (что бы ты им ни говорил). Это великолепно, что ты поехал на войну, и он возмущен, что нашлись люди столь слепые, непатриотичные и боязливые, что восставали против этого. Он знает способ, как поступать с печатью, и не будет заигрывать с ней, как Щ.
Читать дальше