Совершенно очевидно, что работа о "Первородном покаянии" находится в непосредственной связи с основным трудом Бондарева "Торжество земледельца".
Понятно, что печать унижения лежит на тружениках земли, начиная с праотца пахарей Каина, и эта генетическая связь не обрывается до сегодняшнего дня.
Знамение Божие лежало на всем потомстве Каина, вплоть до всемирного потопа, и все эти труженики носили имя "сыновей Божиих".
Далее идет тонкое замечание о разнице между преступлениями Адама и Каина: "Адам первый согрешил в раю, а Каин первый по изгнании, т. е. на этой же земле и в этих обстоятельствах жизни, в которых и мы ныне живем". Риторический вопрос обращен к оппоненту: "Да и могло ли это быть, да и можно ли допустить, чтобы на первом шагу вступления в свет человеческого рода первый родившийся и первый согрешивший да и остался бы навеки и навсегда проклят?"183 Логически сибирский философ подходит к мысли, что среди живущих нет ни одного не согрешившего; иначе – от Каина и до наших дней человеческий род проклят перед Богом. Но это хула на Всевышнего, невозможно допустить, что Бог проклял первородного Каина. Бондарев обращает внимание на продолжительность жизни Адама и "великих родоначальников"; вместе с тем в Библии не указана продолжительность жизни Каина и его потомства. Все они носят знак бессмертия и отличия от Бога, чего ни один ветхозаветный или новозаветный святой не удостоился. "Тут только шаг до того убеждения, что их не Бог, а люди назвали святыми отцами…", – утверждает Давид Абрамович.
Для него чудеса, произведенные библейскими персонажами, не могут являться доказательством святости. При этом он ссылается на чудеса, совершаемые египетскими жрецами и Аароном при отливке золотого тельца, и даже вызов тени пророка Самуила как проявление чудес "противоположной стороны Божества" (имя Сатаны Бондарев не называет). Сам же скептик Бондарев утверждает, что он неколебимо верит в чудеса, хотя они и происходят "как с той, так и с другой стороны". И вот величайшим "чудесником" является Каин. Давид Абрамович слагает вдохновенный гимн Труду, ибо лишь труд является показателем святости. Каин же, по Бондареву, величайший благодетель человечества. Если бы Тимофей Михайлович знал античность, то наверняка бы сравнил его с Прометеем. "Вот они [чудеса]: первый изобретатель кования меди был Фовела, Каинов правнук" (Фовела – Тувал-Каин).
"Спрашивается, чем и как построил Каин первый город на земле, когда никаких железных инструментов не было, не чудеса ли это? Многие делают догадку такую, что он каменными инструментами работал, этого допустить нельзя. Может статься, из нетесанного камня да из валежнику лесу как взгромоздил его да и назвал его городом. Спрашиваю, если то так, то уподобил ли бы он сына своего этому хламу, т. е. назвал ли бы он эту нелепую и смеху достойную городушку именем сына своего Еноха?
Из этого видно, что построенный Каином первый город на свете был красивейший изо всех наших нынешних городов город. А чем и как он построил его без железных инструментов? Не очевидные ли это чудеса со стороны Божества; происходящие чрез святость и праведность Каинову. А магии или волшебства тогда не было, потому в этих чудесах никакого сомнения быть не может"184.
Далее, чтобы убедить читателя в своей правоте, Бондарев ссылается на пример библейских царей: израильского Давида и иудейского Манасию. Оба – величайшие грешники перед Богом. Давид – блудник и убийца, Манасия – идолопоклонник и убийца (по преданию, казнил пророка Исайю, перерезав его деревянного пилою). Оба грешника в раскаянии взмолились Богу о прощении. Чье же раскаяние и прощение убедительнее и достойнее: Каина или царей-убийц? Прощение Каина в сто, в тысячу раз милосерднее. И Бондарев обращается к Льву Николаевичу с требованием признать его правоту, ибо в поднебесной нет никого из рожденных, кто бы не согрешил.
Не считая убедительными свои доводы, Бондарев пишет дополнение на нескольких страничках, где вновь и вновь пытается убедить оппонента в своей правоте. Он доказывает первородную доброту Каина, лишь под влиянием обстоятельств (из-за отвергнутых Богом жертвоприношений) озлобившегося. Более того, Бондарев предлагает в оправдание своему герою такую знакомую по криминальной практике версию, как временная потеря рассудка: "…потерял часть своего рассудка и по убиении брата и совсем сделался сумасшедшим"185. Исходным пунктом помешательства является – как вновь подчеркивает Давид Абрамович – отвержение Всевышним даров, "ревность по Боге". Вывод: "…читатели, прошу не упускать из виду, что эти все бедственные перевороты начались не с каких-нибудь других корыстных видов, а по желанию к Богу, или по ревности к нему.
Читать дальше