Лидия Флем - Повседневная жизнь Фрейда и его пациентов

Несмотря на то, что во время нашей прогулки, читатель, нам часто встречались пациенты, принадлежавшие к еврейской нации, это совсем не значит, что они составляли большинство клиентуры Фрейда, да и вообще невозможно вычислить их процент среди всех, кто приходил к доктору в течение пятидесяти лет. Просто благодаря своему положению в венском обществе – в общественно-политической или артистической сфере, а также благодаря тем произведениям, которые создали они сами или их близкие, эти люди обращали на себя внимание чаще, чем остальные. Но из этого совсем не следует, что Фрейд притягивал к себе исключительно евреев. К нему приходило множество людей творческих профессий, представителей интеллигенции, но были среди его посетителей и гораздо более скромные и менее образованные люди; их объединяло то, что все они страдали от психических травм и, приходя на Берггассе, рассчитывали восстановить душевный покой.

Вводя в наше повествование всех этих мужчин и женщин только из-за того, что в течение нескольких часов они вдыхали запах душистых сигар Фрейда, мы рискуем оставить в тени большую часть их жизни. Попытавшись же вывести их из-за закрытых дверей фрейдовского кабинета, где они подвергались психоанализу, чтобы добавить о них что-то еще, мы вновь столкнулись с необходимостью заговорить о самом Фрейде, ведь, рассказывая о своих пациентах в письмах и книгах, он таким образом рассказывал о себе самом, как будто каждый из тех, с кем он соприкасался, олицетворял собой его собственные мечты и чувства, сомнения и ошибки и вписывал свою главу в создаваемую им теорию.

Думается, что и мы, пытаясь понять этих людей, в свою очередь, открываем что-то в себе.

Но ведь эти Эмма, Ида, Генрих, Герберт, Сергей, Бруно и Сабина в первую очередь существовали для самих себя, не так ли? Так по какому же праву мы «роемся в их белье»? Неужели только из-за того, что однажды они пришли к Фрейду, чтобы связать в одну цепь свои и его ассоциации, они стали принадлежать не только себе, но и всем нам? Конечно же, эти люди и их жизнь будят в нас не только инстинкт Шерлока Холмса, они также вызывают у нас и нежность, и грусть, и то особое романтическое чувство, которое, будучи детьми, мы испытывали к некоторым сказочным и литературным героям.

А те из нас, кто по каким-то своим – эстетическим или глубоко личным – мотивам хотел бы причислить себя к этому воображаемому венскому семейству, могут дополнить «фрейдовскими портретами» свой семейный альбом.

После произведений Агаты Кристи, Д. Г. Лоуренса, Альфреда Хичкока и Конан Дойла «Восточный экспресс» вызывает у нас ассоциации прежде всего с таинственными убийствами и откровенными эротическими сценами, но оказывается, что в 20-30-х годах двадцатого века этот волшебный поезд, украшенный резьбой по дереву в стиле Ар-деко, мозаикой Рене Лалика и лаковой китайской живописью, часто привозил к Фрейду его пациентов. Они ехали к нему из Америки, Англии, Швейцарии и Франции, пересекали в разных направлениях Центральную Европу, чтобы улечься на кушетке в полумраке его кабинета на Берггассе. Пусть не все из этих мужчин и женщин могли позволить себе путешествие в шикарных спальных вагонах международных экспрессов, но те, кто ездил в них, возможно, видели в вагоне-ресторане за соседним столиком Жозефину Бейкер или румынского короля Кароля и его любовницу Магду Лупеску. О чем думали они, наблюдая за мелькавшими за окном лесами и озерами, горами и огнями вокзалов? Чего ждали от своего путешествия эти иностранцы, расположившиеся на роскошных диванах из ценных пород дерева с искусной инкрустацией в виде листьев и цветов?

Юные жительницы Вены, благодаря которым более века назад Фрейд создал психоанализ, даже не подозревали о том, что, беседуя с этим странным доктором при помощи обычных слов, они говорили с ним о своем бессознательном, о своем «эдиповом комплексе», о своем сверх-Я. Они вносили свою лепту в развитие психоанализа, даже не догадываясь об этом, подобно тому, как мольеровский Журден не знал, что всю жизнь говорил прозой. Позже, когда улица Берггассе стала столь же известной, как Бейкер-стрит, где жил Шерлок Холмс, путешественники и путешественницы, сходившие с поезда на венском вокзале, спешили к старому профессору, чтобы получить от него хотя бы крупицу его нового знания, надеясь на чуть ли не мистическое приобщение к психоанализу. И пусть они не страдали так же, как первые больные Фрейда, подверженные истерии, например, Человек с волками или Человек с крысами, но они хотели избавиться от другого – от незнания. И Фрейд, который в молодости любил представлять себя Фаустом, устремившимся на поиски никому не ведомого знания, став старше, видимо, легко мог вообразить себя этаким Мефистофелем, открывающим заветные врата «обители Матерей» своим молодым ученикам, приехавшим к нему перенять его колдовское мастерство.