Джон Мэн - Чингисхан

Конечно, эта тайна будет раскрыта с помощью соответствующих археологических исследований. Но это будет колоссальное предприятие, нужно исследовать каждый из сотен каменных кругов, исключая один за другим, пока, наконец, возможно, не будет найдена подлинная могила, а под ее заглушкой из перемешанных погодой камней не обнаружится запрятанный гроб, а может быть, и что-нибудь помимо него.

Было бы намного легче, если бы имелись люди, знающие, которая из могил подлинная. Здесь мы подходим к другой и еще более глубокой тайне — к сущности секретности, которая окружает могилу. Многие говорят, что кто-то где-то знает подлинное место нахождения могилы. Как писал Игорь,»о ни провели исследования и определили точное место могил на горе». Самый видный монгольский академик профессор Ринчен сказал Игорю, что «район был положительно идентифицирован еще до 1970 года». То же можно услышать от многих ученых. Бадамдашу сказал мне: «Могила находится в предгорьях Бурхан Халдуна. Это государственная тайна». Но в чем суть этого государственного секрета? Кто это «они»? Никто не называет имен, нет никакого законодательства, ничего не опубликовано, все одни разговоры. Предположительно, это государственный секрет, так как могила священна, что распространяет особую форму защиты не только на могилу, не только на информацию о могиле, но также на вопрос, существует ли вообще какая-нибудь ин формация. Мы в зеркальной комнате и обсуждаем секрет о секрете.

Я посетил одного из самых уважаемых монгольских историков, Далая. Старый друг, еще один Эрденебаатар, специалист по скотоводству, который сопровождал меня в Гоби шесть лет назад, разыскал его в каком-то мрачном стандартном жилом строении, из тех, что выросли в Улан-Баторе после войны. Ему было за семьдесят, когда мы встретились, но выглядел он старше, этаким нестареющим мудрецом. История, которой он отдал всю жизнь, была написана на его испещренном морщинами лице, звучала в его мощном басе, заполняла полку за полкой книгами на старомонгольском, китайском, русском, японском, корейском, даже английском языках — среди них была книга Оуэна Латтимора «Монгольские путешествия», которая послужила мне одним из источников по Мавзолею Чингисхана. Я попросил разрешения взглянуть на нее. Меня поразило посвящение: «Далаю. В знак 10 лет дружбы. Оуэн».

— Вы тоже его знали? — спросил он и как бы между прочим заметил, указывая на пыльный угол: — У меня фотоаппарат Латтимора. Он оставил его здесь на случай, если он вернется. И его проектор. И костюм». Латтимор умер в 1979 году в возрасте 89 лет и не бывал в Монголии с 1970-х. Фотоаппарат, проектор и костюм прождали его 30 лет, но он так и не приехал.

Когда я поинтересовался могилой, Далай сказал: «Сейчас много людей ищут могилу Чингиса, но я никогда не пытался найти ее. Мое сердце мне не позволяло этого. Я вспоминаю приказ Чингиса: «Не трогайте моей могилы!» С тех пор никто ее не трогал. Это святое место, и трогать его не следует».

В каком-то отношении, сказал Далай, могила не так уж и важна. Важно то, что сам Чингис был для него столь же реальным, как его отец. «Давайте я попробую описать вам Чингиса как личность, — проговорил он. — Он был очень открытый человек, очень умный, а не просто военный герой. Нам, монголам, совсем не хочется видеть его только военным вождем. Это был человек, у которого была связь с Голубым Небом. Наш Чингисхан спит в священной земле, и ему не понравилось бы, если бы вы описывали его только как завоевателя».

Существует ли могила? Существуют ли секретные сведения о его могиле? На оба эти вопроса ответа нет, потому что, невзирая на то, что многие утверждают, будто и то и другое действительно существует, по-видимому, никому неизвестно, кто точно знает это. Возможно, те, кто знает это, знают и то, что сведения об этой тайне хранят члены тайного общества, поклявшиеся никогда не нарушать взаимного доверия и всегда (подобно Далаю и Бадамдашу) охранять основателя их нации, окутав его пеленой святой неприкасаемости.

Через час после того, как мы покинули гору, перед нами во всю высоту, как баррикада, встал Порог. Эрдене совершенно определенно знал, что объехать болото дальним путем по краю не получится. Оставалось попробовать крутой, прямой и в равной степени невозможный путь непосредственно от реки и на ово, что стоит на горе. Он не спеша прошел всю дорогу, готовясь к штурму чересполосицы разбитых колей, плутающих между кочками и теряющихся на участках размокшей почвы. Я начинал видеть цель в его кажущемся безумным решении. Тут и там колеса наших предшественников не превратили почву в жидкое месиво, а на краю, за линией ивового кустарника, виднелся кусочек твердой почвы, который, наверное, раньше был частью пешей тропы, и на нем не было следов автомобиля.