Фердинанд Грегоровиус - История города Рима в Средние века

Аларих дал своим воинам полную свободу грабить, но приказал им щадить жизнь жителей города и не касаться церквей, в особенности базилик Св. Петра и Св. Павла. Готы повиновались этому приказанию, поскольку это было для них возможно в их слепом, неистовом искании добычи. Разыскивая золото, они врывались в дома и, находя там перепуганных жителей в бедном платье, полагали, что последние таким платьем хотят только обмануть их. Иероним сокрушается, что его благочестивая приятельница Марцелла, находившаяся в своем доме на Авентине, когда туда проникли дикие толпы врагов, была подвергнута ударам плети. Первая монахиня Рима из благородного рода, она показывала на свое скромное платье и, подвергаясь бешеным ударам мучителей, обнимала их колени и умоляла только пощадить Целомудрие ее воспитанницы Принципии. Сердца варваров смягчились, и они отвели благочестивых женщин в убежище Св. Павла. Но другие, ревностные ариане Или еще остававшиеся язычниками, не смущались такими случаями, врывались в женские монастыри и насильственно освобождали несчастных монахинь от данного ими обета девственности. Один историк вполне определенно говорит, что грабители останавливались только перед святынями Св. Петра, все же остальное они похищали без различия. Епископ Иннокентий, бежавший тогда в Равенну, предоставил самим апостолам охранять свои базилики и, будучи вдалеке и в безопасности, мог славить как явное чудо, совершенное святыми мучениками, то, что зависело от великодушия Алариха и его почтения к религии Христа.

На фоне всех этих ужасов выделяется светлая картина истинной человечности, и на описании этой картины, ради ли контраста, или по чувству христианского благочестия, историки останавливаются дольше, чем на изображении состояния разграбленного Рима. Один гот проник в дом, где одна из благочестивых дев, будучи одинокой и беззащитной, тем не менее бесстрашно охраняла собранные вместе священные сосуды. Гот был уже готов броситься на эту добычу, но почувствовал страх, когда услышал спокойные слова благочестивой девы, что он может делать с сокровищем все, что хочет, но оно принадлежит апостолу Петру, и святой сумеет наказать ограбившего храм. Варвар смело бы схватил своей рукой горящие угли, но он не тронул сокровищ, сообщил об этом Алариху и получил от него приказ отнести под верной охраной в базилику Св. Петра приношения, посвященные апостолу, и туда же проводить благочестивую защитницу сокровищ. Когда двинулась эта редкостная толпа грабителей, которые бережно несли чаши, дискосы, лампады и кресты, сверкавшие смарагдами и гиацинтами, она быстро превратилась в целую процессию. Спасавшиеся бегством христиане, женщины с дикими от испуга лицами и с детьми на руках, беззащитные старцы, трепещущие мужчины, объятые паническим ужасом язычники, варвары с их оружием и платьем, смоченным кровью, и с мрачными лицами, на которых животные страсти еще боролись с неожиданно овладевшим ими благоговением к вере, – все это перемешалось вместе, и, по мере того как толпа подвигалась к Св. Петру, торжественные звуки гимна прерывали дикие крики грабежа. Эту картину, полную контрастов, благочестивые отцы церкви не без основания прославляли как триумфальное шествие христианской религии.

Это было, однако, не единственным случаем сдержанности варваров. Готы знали, что римляне чувствуют к ним презрение как к арианским еретикам и врагам, много раз ими разбитым. Теперь готы являлись мстителями за свою народность и дали, конечно, излиться своей ярости против города, бессильное население которого они презирали. Под мечами готов и в особенности язычников гуннов, скифов и аланов и освободившихся рабов погибли в Риме и вне его тысячи римлян, так что, как жалуется св. Августин, не хватало рук хоронить тела. И все-таки Рим, как Иерусалим или Ниневия, ждавший уже Окончательной гибели, так низко пал, что имел основание прославлять сдержанность врага. Даже некоторые из тех историков, которые приходят в ужас от пролитой крови, с радостью перечисляют только немногих убитых сенаторов и вспоминают о гораздо большем еще бедствии, которое потерпел некогда город от ничего не щадивших галлов Брена.

Поразительно короткий срок, который дан был Аларихом воинам для грабежа, также должен был смягчить его ужасы, так как грабители должны были спешить воспользоваться разрешенным сроком исключительно на то, чтоб набрать побольше добычи. Возможно, что король так спешил покончить с разграблением Рима по чувству благоговения к величию и святости города, который некогда произвел потрясающее впечатление на перса Гормиздаса и тем более должен был вызывать то же чувство в Аларихе, как герое. При виде столицы мира, которая лежала опозоренной у его ног и с колонн которой на него смотрели строгие лица героев, которых имена и деяния он отчасти знал, Аларих должен был испытывать душевное потрясение и вспомнить о Стилихоне, при жизни которого Алариху никогда бы не удалось вступить в Рим. Но помимо таких чувств и опасения заклеймить свою славу варварским обхождением с Римом, еще и политические соображения заставили Алариха уже через три дня вывести готов из разграбленного Рима в Кампанью, и он ушел, ведя за собой длинный ряд повозок с нагруженной на них огромной добычей и множество пленных, в числе которых была Плацидия, сестра Гонория.