Фердинанд Грегоровиус - История города Рима в Средние века

Римский плебс встретил Аттала пожеланиями благополучия, рукоплескал назначению Тертулла консулом и ждал цирковых игр и щедрых милостей. Только фамилия Анициев оставалась безучастной к этому бурному перевороту; народ заметил это равнодушие и отнесся к нему враждебно. Аниции, могущественный род, стоявший во главе христианской аристократии Рима, справедливо опасались реакции со стороны язычников. Аттал сам был язычник; правда, в угоду готам, признававшим арианское христианство, он позволил окрестить себя одному из их епископов, но в то же время он не только разрешил открыть древние храмы, но удалил с монет лабарум с монограммой Христа и вместо изображения креста стал снова чеканить копье и изображение римской Виктории.

Затем готское войско, соединившись с войском Аттала, направилось осаждать Равенну. Аттала Аларих взял с собою. Едва готы показались перед стенами Равенны, как императора Гонория покинула всякая бодрость. Он вступил в переговоры с готами и выразил даже готовность признать Аттала своим соправителем. Предложение это, однако, было отвергнуто. Конкурент Гонория мог бы достигнуть больших результатов, если бы он следовал намерениям Алариха с должной проницательностью и энергией; но этот бывший префект Рима не находил нужным следовать указаниям того, кому был обязан своим возвышением: он презирал варваров и ничего не сделал, чтобы отнять у императора Африку, для чего король готов предлагал ему свои войска. Это был человек неспособный стать ни государственным мужем, ни воителем. Между тем измена министра Иовия укрепила Гонория в мысли бежать в Константинополь; но в это время неожиданно в гавани Равенны появились шесть когорт, и это вернуло Гонорию бодрость. Этот почти неприступный город делал тщетными усилия Алариха, который, впрочем, не переставал вести переговоры с императором. К своей креатуре, Атталу, Аларих относился как к пугалу. В Римини он снял с Аттала пурпур и диадему, отослал их в Равенну, а экс-императора с его сыном Амиелием удержал, как пленников, в своем лагере. Однако в Равенне старались оттянуть переговоры о мире.

Появление Сара, смелого готского начальника и смертельного врага Алариха; неожиданное нападение этого Сара на Атаульфа, войска которого были разбиты, и, наконец, допущение Сара в стены Равенны убедили короля готов, что его намеренно обманывают. Тогда он снял свой лагерь и в третий раз пошел на Рим. Если раньше, по многим соображениям, он щадил столицу государства, то теперь он решил силой овладеть ею и поступить с ней, как со своей добычей. Ничтожный Гонории поступался Римом, довольный, что враг ушел от Равенны.

Теперь готы и гунны стояли в лихорадочном нетерпении на высотах перед Римом, который король обещал отдать им на разграбление. В стороне Ватикана эти дикие воины могли видеть базилику Св. Петра и дальше за ней, на берегу Тибра, базилику Св. Павла. Начальники говорили воинам, что они не должны направлять своих жадных взглядов на эти, полные золота и серебра, святыни; но все, что есть дорогого за высокими стенами Аврелиана, принадлежит им, воинам, если они смогут проникнуть за эти стены. И воины, одолеваемые хищными желаниями, видели перед собой неисчерпаемую добычу; они смотрели на это чудо архитектуры, на этот переживший столетия мир домов и улиц с высокими обелисками и колоннами и с позолоченными статуями на некоторых из них; они видели стройно расположенные величественные храмы, театры и цирки, стоявшие как громадные круги, термы с их тенистыми помещениями и обширными куполами, сверкавшими на солнце, и, наконец, обширные дворцы патрициев, казавшиеся городами внутри города, городами, в которых, как знали воины, имеются в изобилии драгоценности и скрывается роскошный и беззащитный цвет римских женщин. Варварская фантазия воинов была вскормлена рассказами о сокровищах города, слышанными от кочевых предков на Истере и у Меотийского болота; но животной жадности воинов ничего не говорила недоступная им мысль о том, что город этот был городом Сципионов, Катона, Цезаря и Траяна, давших миру законы цивилизации. Варвары-воины знали только, что Рим силой оружия покорил мир, что богатства мира собраны в Риме, и эти сокровища, которых еще ни один враг не грабил, должны достаться им как военная Добыча. И этих сокровищ было так много, что воины надеялись мерять жемчуг и благородные камни, как зерно, а золотыми сосудами и роскошными вышитыми одеяниями нагрузить телеги. Лохматые сарматы войска Алариха, одетые в звериные шкуры и вооруженные луком и колчаном, и сильные готы, облаченные в медные панцири, – и те и другие, грубые сыны природы и воинственных скитаний, не Могли иметь никакого представления о высоте, на которой стояли в Риме искусства, только смутно чувствовали, что Рим для них – море сладострастной неги, в которое они погрузятся; и они знали также, что все римляне – или презренные гуляки, или монахи-аскеты.