Феликс Саусверд - Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб

Пуриньш пришел домой издерганным и усталым до чертиков. Вечер выдался забитым всеми этими бесконечными деталями отправки агента, отработкой фальшивых бумаг, согласованиями, при которых истинной правдой нельзя было пользоваться. Надо было втолковать коллегам и дежурным оставить на вечер, ночь и в первую половину завтрашнего дня слежку за разными объектами с тем, чтобы нечаянно не притопать к друзьям Графа и не напугать их новой опасностью. Они и так пугались собственной тени.

Спал Пуриньш неровно. Последние полгода его терзал один и тот же сон. Он идет по людному месту, рынку например, навстречу в толпе идет его покойная мать. Он к ней походит, здоровается, она поворачивается к нему, смотрит с любопытством, отвечает на приветствие, а затем замечает, что, дескать, вы ошиблись, я не та, за которую вы меня приняли.

Сегодня этот сон видоизменился. Мать куда-то исчезла, уехала из города, живет в другом месте. Он часто бывает в этом другом городе, почему-то Гамбурге. Мать живет там в однокомнатной квартире бедно. Но встретиться с сыном не желает. По телефону объяснила: «Знаешь, Саша, у тебя своя дорога, у меня своя келья, я довольна ею». Причем тут келья? Может, потому, что их семья из православных?

Под утро ему приснился еще один сон. Невероятный! Будто сильными, страшно мускулистыми волосатыми руками ломает фашистские свастики и отбрасывает их загнутые концы в стороны, как наколотые дрова, вы думаете кто? Зарс, сволочь, негодяй паршивый…

Утром Граф встал чуть свет. Не спалось. Нервничал, вроде боксера перед первым боем. Вспомнил, как 14 июня сорок первого присвоили ему лейтенанта, а через неделю — война, а еще через три месяца — плен. Немецкий. Затем свобода, дарованная немцами. Теперь опять в плен, но уже к своим, мать их так. К своим, к чужим? А кто есть кто? А, все к черту пусть катится! Не хватало еще повеситься здесь, в этой мансарде. Кому сдалась эта сенсация? Полиции? Еще публичный дом закроют. На неделю. Не дождетесь. В каждую минуту жизни надо из нее выдирать все, что можно, иначе другие хватанут, а ты останешься при своих нищих интересах, попрошайкой, заглядывающим в чужие окна.

Граф вычистил пистолет системы «Браунинг», смазал слегка его, затем занялся зубами, бритьем, мытьем, сложил немудреные вещички, надраил сапоги. Он нацарапал записку мадам Бергман, что уезжает на пару недель, комнату просит сохранить за собой, деньги на столе. От нечего делать стал глазеть в окно, до сигнала — появления лампы на подоконнике кабинета Эриса было еще минут сорок. Нервное напряжение росло. Как-то обернется эта авантюра? Неожиданно он увидел, что его сподвижник Эрис выскочил из двора, сел в свою машину и куда-то рванул. Граф подумал, что этот момент следует использовать разумно. Он как был, в бриджах на подтяжках, сапогах и белой нательной рубахе ястребом спикировал с верхотуры дома мадам, перебежал улицу и вот уже стоял у двери черного хода своего воспитателя. Позвонил. Открыла курочка Мари с бидоном в руке, очевидно ждала молочницу. Она ошалело посмотрела на раннего визитера в начищенных сапогах, оба они одновременно приложили пальцы к губам и как были, с бидоном, прошествовали на цыпочках в ее комнату. Бидон мешал. Его отставили в сторону… Одарив друг друга приятными вещами, они, прислушавшись и уловив, что Марта по коридору не вышагивает, вышли вновь на кухню. Она, продолжая держать бидон, промурлыкала:

— Но ведь так нельзя, опасно. Когда ты опять придешь?

— Через десять минут я вернусь, но не к тебе, твоему турку, не перепутай, веди себя прилично, — ответил он.

— Приходи завтра утром, турок куда-то уезжает на пару дней.

— Забегу. Не забудь про бидон, купи молока, — и он побежал на свой наблюдательный пункт. Дело есть дело.

Ровно в десять утра Граф с небольшим чемоданчиком позвонил в квартиру, где проживала Стефания. Дверь открылась моментально, его ждали. Не было смысла заставлять незнакомца стоять перед дверью лишнюю минуту. Взад и вперед сновали хозяйские шоферы, служанки, точильщики ножей, старьевщики, разный местный и пришлый люд, которому незачем было знать о необычном визите к скромной домработнице.

Граф вытер ноги, вошел робко, поздоровался, сказал, что «я от Марии из фотоателье, знаете?», Стефания кивнула, улыбнулась и быстро зашептала:

— Долго разговаривать не будем. Не к чему. Вам надо отсюда бежать, так товарищи решили. Не бойтесь, все будет хорошо, друзья у нас надежные. Вот вам записка к моей сестре Адели в деревню Пирогово, Пасиенской волости. В записке указано, что пряжа готова, высылаю с человеком, который по пути тебе ее завезет. Это один пароль. Адель спросит вас, как я выгляжу. Вы опишите полностью мою комнатку, не забудьте про лампаду. Это тоже пароль. Да, икона — католическая, не дай бог перепутаете, мы католики, — простодушно добавила Стефания. — Теперь, где ваши бумаги? Мария сказала, что вы от друзей их везете. Давайте сюда, зашьем.