Манфред Хельманн: Российские самодержцы. Екатерина II. Иван Грозный

Иван IV, по-видимому, так и не смог оправиться после убийства собственного сына, которого он, наверное, все же по-своему любил: какие-либо свидетельства этому отсутствуют, однако достоверно известно, что он брал сыновей с собой во все путешествия. Кроме того, в начале 1584 года проявились симптомы болезни, явившейся, видимо, следствием излишеств, которым он предавался в течение жизни. Ходили слухи, что больной давал советы своему сыну Федору, отговаривал его и бояр от ведения военных действий, что он был мягким и добрым. Неясно, в какой степени эти слухи заслуживают доверия. Наверное, царь осознавал, что конец недалек. 18 марта 1584 года, в среду, ему показалось, что наступило облегчение, и болезнь, вызывающая сильные боли и обезобразившая тело, немного отступила, он сел играть в шашки, однако внезапно ощутил приступ слабости. По-видимому, следует предположить, что это был инсульт. Он был спешно облачен в монашеские одежды, как в свое время его отец и дед, принял имя Иона и этим отрекся от мира. Вскоре он умер, не дожив и до 54 лет.

Едва ли кто-то в Москве оплакивал его смерть. Вдова Мария Нагая, по всей видимости, не была слишком близка с ним, а Федор, престолонаследник, теперь ставший царем, по своему умственному развитию вряд ли был в состоянии отдавать себе отчет в происходящем. В образовавшуюся нишу проник в качестве регента его шурин Борис Годунов. Впрочем, его притязания на власть не являлись бесспорными, поэтому за периодом правления Ивана IV последовало то же, что и предшествовало ему: борьба за власть и интриги аристократов.

Никто из его предшественников не оставил потомкам высказываний непосредственно о самом себе. Лишь время от времени в документах и завещаниях слышна личная нотка. Иван IV иногда с почти болезненным удовольствием выставлял себя напоказ. Поэтому нас столь хорошо проинформировал о себе он сам, а также близко наблюдавшие его современники-иностранцы, которые прибывали с визитом или состояли у него на службе.

От природы Иван был богато одаренным. Зачастую его представляли себе злобным, физически безобразным гномом. Таким он изображен в фильме Сергея Эйзенштейна. В действительности Иван (при росте 1,90 м) был великаном внушительного вида, наделенным медвежьей силой. Впрочем, крепкой конституцией он не отличался. Тяжелое заболевание, поразившее его в 1553 году, было, по-видимому, не единственным. В период после 1560 года он подорвал здоровье пьянством и пороками. Он имел гомосексуальные наклонности. Одной из его жертв был молодой Федор Басманов, а также его отец Алексей, Малюта Скуратов и Василий Грязной — один из наиболее видных опричников. Басмановы были казнены, вероятно, в 1569 году, когда наскучили Ивану. После смерти Анастасии он вел совместную жизнь с шестью другими женщинами, четверо из которых были его женами, однако, видимо, ни одна не играла в его жизни сколь-нибудь важной роли, в том числе и последняя из жен, Мария Нагая, родившая ему Дмитрия, судьба которого так до конца и не выяснена.

Вместе со своей лейб-гвардией, пользовавшимися дурной славой опричниками он устраивал оргии, на которых алкоголь лился рекой и сексуальные эксцессы были обычным явлением. При этом он не стеснялся рядиться в монашеские одежды и разыгрывать из себя «попа». При всем при том он отнюдь не был безбожником или неблагочестивым. В первый период правления он часто ездил с Анастасией «на богомолье» в Троице-Сергиев или в Кирилло-Белозерский монастырь, бывал и в других монастырях и церквях. В своих сочинениях он признает свою греховность и недопустимость своего поведения. Впрочем, к подобным свидетельствам следует относиться с осторожностью. То, что он делал и говорил публично, в немалой степени было позой, сознательным выставлением себя напоказ. Наряду с сообщениями о его публичных покаяниях об этом свидетельствует чрезвычайно интересное повествование священника-иезуита Иоанна Павла Кампани, сопровождавшего в Москву Антония Поссевина. Кампани еще в большей степени, чем руководитель посольской миссии Антоний Поссевин, имел возможность беседовать с людьми из окружения царя. «Обычно, — пишет он, — когда обсуждается какое-то явление высшего порядка, чего они сами не понимают, или если хвалят красоту или хорошие манеры иностранца, то немедленно, ничего при этом не понимая, ссылаются на великого князя и убежденно говорят: «И все же наш великий князь все это знает, и у него больше людей, он может всех вас победить» (имеются в виду внешние враги), и часто громким и благочестивым голосом говорят: «Бог и наш великий князь все знают». Чрезвычайно удивительно, какую почтительность и преданность демонстрируют все москвитяне по отношению к своему великому князю». То, что Ивану удалось (а свидетельство священника Кампани относится к 1581-82 гг., то есть к последним годам правления) утвердить в глазах подданных представление о себе как о личности премудрой и находящейся в непосредственном контакте с Богом, представляет собой одно из наиболее выдающихся достижений примечательного человека. Его можно понять, если только помнить о том, что анахорет, аскет, богомолец и странник, но в то же время эпилептик и душевнобольной, отмеченный печатью божьей, считался достойным почитания, ибо ему открылся господь. Великий князь с нездоровыми наклонностями, отталкивающе жестокий, одержимый приступами безудержного гнева, вновь и вновь публично кающийся в своих грехах и ищущий благословения священников, отшельников и кудесников, пользовался уважением и тогда, когда рука его всей тяжестью покоилась на спинах подданных.