Манфред Хельманн - Российские самодержцы. Екатерина II. Иван Грозный

Смерть Анастасии вскрыла кризис, который в эти годы обрушился на Ивана IV и на Москву. Ливонская кампания оказалась сложнее и продолжительнее, чем он первоначально предполагал. Легкой победы, как в Казани и Астрахани, здесь было не добиться. Те, кто предупреждал и предостерегал его, в первую очередь, Сильвестр и Адашев, оказались правы. Теперь им пришлось за это поплатиться. Сильвестр был сослан в отдаленный монастырь. Адашев, который совместно с князем Петром Шуйским командовал русскими войсками и уже поэтому был удален из непосредственного окружения царя, в Дерпте был арестован и умер там. Его младший брат Данил, отличившийся во время похода на Казань и при взятии Нарвы, в 1561 году был обезглавлен. Это были первые удары той яростной борьбы, которую Иван с невиданным дотоле размахом повел против высшей аристократии и которая со всей очевидностью продемонстрировала его жестокость. Петра Шуйского сменил князь Андрей Курбский, однако он в 1564 году бежал в Литву и в том же году обратился к Ивану IV с первым резким посланием. Ответом царя стал трактат о достоинстве и власти царя, который как никакой другой документ обнаруживает полнейшую озлобленность этого человека.

Ярость царя была направлена, в первую очередь, против родственников, друзей и приверженцев «изменников» Сильвестра и Адашева. Вся родня последнего, и мелкие служилые люди, и породнившиеся с ними представители высшей знати, например, князья Козельские, были умерщвлены вместе с женщинами и детьми. Первыми жертвами среди высшей аристократии стали дядя царя князь Василий Михайлович Глинский, сын человека, который в период регентства Елены некоторое время был первым лицом в государстве, и князь Иван Бельский. Царь вначале не решился вынести обоим смертный приговор, а приказал искалечить и казнить их слуг. В 1564 году князь Александр Воротынский был насильственно пострижен в монахи и отправлен в монастырь, а его брат Михаил сослан. Мотивы подобных поступков зачастую остаются неясными. Стереотипное обвинение в «измене», часто выдвигаемое лишь вследствие принадлежности к сторонникам Сильвестра и Адашева, подчас уличает во лжи самого царя. Так, в, первом послании Курбскому он пишет, что князь Дмитрий Курлятев позволяет себе покупать своим здоровым дочерям дорогие заграничные ткани, а его собственные дочери умерли. «И многую еще боль вы мне причинили, которую нельзя вынести!» Здесь проявляется еще один мотив террора, осуществлявшегося Иваном: зависть. Здоровье, счастливая семейная жизнь, здоровые дети, богатство — этого было достаточно, чтобы вызвать подозрения Ивана. Не иссякал поток беглецов в Литву и Швецию; некоторые пытались укрыться даже в Турции.

К тому же 31 декабря 1563 года умер митрополит Макарий. Он также пытался оказать влияние на Ивана в момент, когда были повержены Сильвестр и Адашев. Бесстрашно и совершенно бескорыстно он приложил немалые усилия для того, чтобы удержать Ивана от бессмысленных проявлений ярости. Царь назначил его преемником протоиерея Благовещенского собора Афанасия, который совместно с выборным собором, заседавшим в Москве, также пытался смягчить царя. Иван даже согласился дать обещание обеспечить стране полгода передышки. Таковая действительно наступила, поскольку царь отправился в длительное путешествие, а после возвращения в Москве его ожидали шведские послы и посольская миссия хана Бухары. Однако в мыслях у Ивана было нечто другой, более страшное.

17 декабря 1564 года он со своей второй женой, дочерью черкесского князя Марией Темрюковной, и сыновьями Иваном и Федором покинул Москву, не дав обычных указаний на период своего отсутствия. Через Троице-Сергиев монастырь он отправился в Александровскую слободу (Коломенское). Это была укрепленная великокняжеская резиденция, служившая, в первую очередь, базой для охоты в близлежащих лесах. Впоследствии Иван расширил ее, соорудил большую церковь и перенес туда знаменитые бронзовые ворота из новгородского Софийского собора. Отсюда царь 3 января 1565 года направил грамоту митрополиту, а другую — боярской думе; в них он назвал всех бояр и всех членов приказов «изменниками» и пригрозил отречением от престола. В Москве началась полная неразбериха. Как сообщает летописец, бояре, приказные чиновники, а также простое население призывали митрополита предпринять какие-либо меры. «… Мы гибнем! Кто будет нашим защитником в войнах с иноплеменными? Как могут быть овцы без пастыря?… царство да не останется без главы! Он наш владыка, богом данный: иного не ведаем» [12] Цитируется по: Н. М. Карамзин, История государства Российского, в 4 книгах. Кн. 3/Ростов н/Д, 1990. С. 314 . Эти робкие слова, вложенные летописцем в уста тех, кто осаждал митрополита просьбами хоть что-то предпринять, одновременно отражают и настроения, царившие, по всей видимости, в Москве: всеобщая растерянность, заставившая обратиться к митрополиту, ибо его считали единственным, кто мог побудить царя к возвращению. Еще свежи были в памяти волнения, период борьбы честолюбивой аристократии за власть, чтобы забыть, какими опасностями чревата всеобщая анархия. Все государственные дела замерли. К тому же Иван, который явно подготовил этот театральный трюк заранее, по-видимому, оставил в Москве агитаторов, которые планомерно разжигали панические настроения.