Владимир Брюханов - Мифы и правда о восстании декабристов

А ведь в это самое время, хотя большевики уже вели мирные переговоры с немцами и их союзниками, а русская армия уже начинала разбегаться по домам (неудивительно: прошел уже почти год после выхода пресловутого Приказа № 1, за который большевики несут ответственность только как соучастники отнюдь не решающего ранга!), но фронт стоял еще твердо и приковывал к себе половину сил центральных держав!

И к защите интересов именно этих союзников и взывала антибольшевистская пропаганда!

А позже участники Белого движения только удивлялись наплевательскому отношению к ним тех же союзников! Белогвардейцы так и не потрудились догадаться, что ни англичанам, ни французам, ни немцам не нужна Великая, Единая и Неделимая Россия, и что их всех гораздо больше устраивают кремлевские правители, способные, как тогда казалось, только разрушать собственную державу!

К чести того же Кирпичникова его претензии к большевикам лежали в иной сфере.

В ноябре 1917 ему удалось скрыться от ареста и бежать на Дон. Там произошла его встреча с одним из главных инициаторов Добровольческой армии — уже упоминавшимся нами А.П. Кутеповым — участником уличной борьбы в Петрограде 27 февраля 1917 года.

Вот как об этом рассказывает соратник А.И. Деникина и П.Н. Врангеля генерал Е.И. Достовалов. Неназванное имя молодого офицера, которым не заинтересовался сам Кутепов (мало ли кого он приказал расстрелять по гораздо меньшим поводам — не будешь же помнить их имен!), устанавливается по другим источникам:

« Вспоминаю характерный для настроения восставшего офицерства рассказ генерала Кутепова из первых времен существования Добровольческой армии, который он любил повторять и который неизменно вызывал общее сочувствие слушающих.

— Однажды, — рассказывал Кутепов, — ко мне в штаб явился молодой офицер, который весьма развязно сообщил мне, что приехал в Добровольческую армию сражаться с большевиками „за свободу народа“, которую большевики попирают. Я спросил его, где он был до сих пор и что он делал, офицер рассказал мне, что был одним из первых „борцов за свободу народа“ и что в Петрограде он принимал деятельное участие в революции, выступив одним из первых против старого режима. Когда офицер хотел уйти, я приказал ему остаться и, вызвав дежурного офицера, послал за нарядом. Молодой офицер заволновался, побледнел и стал спрашивать, почему я его задерживаю. Сейчас увидите, сказал я и, когда наряд пришел, приказал немедленно расстрелять этого „борца за свободу“. »

Кутепов, узревший живой символ революции, уничтожил его и остался страшно доволен собой, продемонстрировав при этом типично языческое восприятие действительности — как и убийцы Распутина.

Подобный стиль мироощущения выдает все же достаточно низкий уровень организации мышления у тогдашних лидеров контрреволюции. Не случайны элементарные просчеты стратегии Белого движения, да и в эмиграции многие генералы стали беспомощными жертвами агентов ОГПУ: если того же Достовалова среди прочих уговорили вернуться в Россию на погибель, то Кутепов, как известно, был похищен среди бела дня в Париже в январе 1930 года.

Вот так и завершилась жизнь величайшего героя России ХХ века Тимофея Кирпичникова.

Что касается оценки его личности, то он был, конечно, случайной фигурой — во вполне определенном смысле: если бы он оказался в феврале 1917 не в Питере, а где-то еще, то и не сыграл бы столь результативной роли. Стал бы, в лучшем случае, еще одним маршалом, расстрелянным в 1937–1938 годах, а не то просто сгинул бы, как погибают безвестными многие одаренные люди, захваченные потоками крови, уносящими миллионы жертв. Вот такие, как Гучков или Кутепов, всегда вылезают наверх, даже не имея никаких шансов принести пользу делу, за которое выступают!

Страшные уроки дает история России — как прижизненной, так и посмертной судьбой таких своих величайших героев, как Кирпичников и тот же граф М.А. Милорадович, к последним двум дням жизни которого мы, наконец, вернемся.

Развитие роковых событий 12 декабря продолжилось и вечером.

Доклад Следственной комиссии демонстрирует обстановку полной растеряности, в какой оказались злополучные заговорщики, получив приказ о выступлении от собственного Диктатора:

« 12 декабря, как свидетельствует очевидец, один из членов (барон Штейнгель), собирались вечером у Рылеева князь Трубецкой, Николай, Александр и Михайло Бестужевы, князь Оболенский, Каховский, Арбузов, [Н.П.] Репин, граф [П.П.] Коновицын, князь Одоевский, Сутгоф, Пущин, Батенков, Якубович, [Д.А.] Щепин-Ростовский, но не все вместе: одни приходили, другие уходили. Николай Бестужев и Арбузов отвечали за Гвардейский экипаж, [М.А.] Бестужев 3-й Московского полка, но довольно слабо, — за свою роту; Репин — сначала за часть Финляндского полка, потом лишь за несколько офицеров, прибавляя, что сей полк увлечь за собой не может никто из согласившихся участвовать в бунте. Князь Одоевский только твердил в жалком восторге: „Умрем! Ах как славно мы умрем!“ Александр Бестужев и Каховский показывали себя пламенными террористами, готовыми на ужаснейшие злодейства. /…/ Каховский кричал: „ С этими филантропами не сделаешь ничего: тут просто надобно резать, да и только, а если не согласятся, я пойду и сам на себя все объявлю “ » — последние слова понимать нужно так, что Каховский, недовольный настроениями подельников, грозился в случае их нерешительности сдаться властям и выдать всех! Доклад продолжает: « Испуганному сим Штейнгелю Рылеев отвечал: „ Не бойся, он у меня в руках, я уйму его “ ».