Владимир Брюханов - Учитель и Ученик - суперагенты Альфред Редль и Адольф Гитлер

Мне важно было сделать так, чтобы они знали об их игре. Позвонил я Николаи [261] Выделено нами. . Он обращался к нам о проведении этой сделки, я знал, что он связан с коммандо. Я видел, что кругом все таинственно было.

За неделю до моего ареста я встретился с товарищем, который и сейчас живет в Париже. Он был в курсе дел, я ему сказал, если бы я теперь имел возможность связаться с Москвой, я предложил бы одно — разрешить мне уехать в Берлин на эту алмазную сделку и добиваться одного, рискуя жизнью своей и других, — раскрыть, что происходит ». [262] Томин В. Указ. сочин. С. 219–221.

К тому времени радисты Треппера были арестованы: одни погибли, а другие — перевербованы и уже без участия Треппера поддерживали связь между Гестапо и ГРУ: « И в это время мне сообщают из Центра, что все идет хорошо, передатчик работает и передают важные сведения. /…/

У меня рождается мысль — немцы передают очень хорошие, нужные материалы, по которым в Центре кажется, что точки работают. Это значит, идет большая игра, но закон таков — ты не без конца даешь правдивые материалы, вводишь в заблуждение, вызываешь доверие. Потом дезинформируешь его » [263] Там же. С. 218–220. — прекрасный профессиональный анализ сложившейся ситуации!

И Треппер приложил колоссальные усилия, чтобы донести до сведения Центра, что с ними со всеми ведется игра, но вплоть до 1945 года из этого ничего не выходило. Лишь потом все встало на свои места, но Треппера и наказали в Москве за то, что он оказался слишком умен и чересчур о многом догадался.

Понимая еще до ареста в Париже, что в Москве не разделяют его тревог, [264] Там же. С. 223. Треппер и предпринял отчаянные шаги, чтобы надавить хотя бы на немцев, заставляя их умерить пыл в проводимой операции. Отсюда и его телефонные звонки к какому-то директору «Тодта» и к отставному полковнику Николаи. Ясно, однако, что после таких хулиганских разговоров Гестапо и постаралось арестовать Треппера — а что им еще оставалось делать?

Понятно, что обо всем этом никак не могло рассказываться в книге Курта Рисса, опубликованной в октябре 1941 года в Нью-Йорке .

Зато Треппер наверняка чистосердечно пересказал свою историю на Лубянке в 1945 году.

А потому арест Николаи, санкционированный Серовым, и утомительные допросы престарелого полковника знаменитыми следователями-костоломами вовсе не выглядят идиотской глупостью: Николаи действительно имел прямое отношение к сокровеннейшим тайнам Третьего Рейха.

Николаи знал по крайней мере то, ради чего в 1942 году Гестапо предприняло грандиозную операцию по перевербовке и переподчинению советской разведки в Европе: это не было самоцелью, а было лишь средством передать затем какую-то важнейшую дезинформацию, как это правильно и расценил Треппер.

Только вот какую дезинформацию? Треппер, если ему верить, догадывался лишь об одном: « Мы чувствовали, немцы предпринимают какие-то очень важные шаги, для заключения сепаратного мира с англичанами и американцами и создания единого фронта против Советского Союза ». [265] Там же. С. 219.

Вот теперь мы можем дополнить и исправить Треппера, завершая слишком затянувшееся почти что лирическое отступление от нашего основного текста.

Для заключения сепаратного мира с американцами и англичанами советская разведка была немцам напрямую не нужна. А нужна она была для того, чтобы через разведку передать Сталину и прочим в Кремле, что такой мир якобы вот-вот будет заключен!

Вспомните, какой была обстановка в относительно недолгий период с конца сентября и до начала ноября 1942 года, когда Треппер вовсю отбрыкивался от заигрываний со стороны Гестапо.

В Сталинграде продолжались тяжелейшие бои, но немцы упорно продвигались к волжскому берегу — шаг за шагом, квартал за кварталом. На Кавказе они водрузили свое знамя над Эльбрусом и продолжали угрожать прорывом через перевалы в Закавказье. В Египте еще не началось контрнаступление англичан, а американцы еще не высадились в Северной Африке.

Это и был самый решающий, кульминационный пункт всей Второй Мировой войны: никто в тот момент не мог наверняка предвидеть того, что произойдет в ближайшие недели, месяцы, тем более — в последующие годы. Хотя в Сталинграде и в других местах продолжалась жестокая мясорубка , но в целом фронты замерли в странной и страшной паузе. Их неподвижность на недолгое время уподобилась застывшим довоенным границам. Это давало возможность лидерам воюющих сторон поразмыслить над будущим и попытаться его скорректировать.