Зардушт Ализаде - Конец второй республики

Вернувшись на свое место рядом с двумя дамами, я спросил у них: «Кто этот седой мужчина?»

«А это — Егидес. Член Социалистической партии Франции. Бывший председатель колхоза из Молдавии. Диссидент. Сидел в лагере, эмигрировал во Францию. Теперь часто приезжает в Москву». Я слышал эту фамилию. «Неужели московская интеллигенция так же глупа, как обычные обыватели? Неужели они возлагают на целый народ коллективную ответственность за провокацию спецслужб?» — думал я с горечью.

Сахаров Андрей Дмитриевич предоставил слово Гари Каспарову. Чемпион мира по шахматам начал резко критиковать бюрократов от советского спорта. Особенно ему не нравилось бесправие спортсменов, отъем государством заработанных ими своим талантом и здоровьем денег. Гари Кимович говорил ярко, образно, завладев вниманием зала, он громил спортивную бюрократию. Тема явно интересовала публику, так как была связана как с правами человека, так и с большими деньгами. Но тут раздался тихий голос Андрея Дмитриевича:

— А что вы скажите о лидерах «Комитета Карабах», томящихся в застенках Бутырки и «Матросской Тишины»?

Каспаров запнулся. Видимо, все его мысли, вся его мощная логика были нацелены на яростное обличение бюрократов-паразитов из Госкомспорта. Переключившись на другую тему, он как бы дал волю своим непосредственным чувствам:

— Что же касается арестованных лидеров «Комитета Карабах», то я должен сказать, что они, когда начинали движение, совсем не думали о судьбе армян Баку. Баку — космополитический город. В нем люди живут без различия национальной принадлежности. Баку — город очень человечный…

Дамы, которые были расстроены моим неудачным, на их взгляд, выступлением, были обрадованы. Они повернулись ко мне и радостно-удивленно сказали:

— Он говорит точно так, как и вы…

— А что же он должен говорить, если я говорил правду? В Баку нет никакой этнической вражды, нет дискриминации.

Авторитет чемпиона мира, его слова перевешивали мои искренние слова и бесхитростную позицию.

Потом выступил академик из Эстонии, один из лидеров Эстонского Народного Фронта Виктор Оттович Пальм. Он рассказал о размахе народного движения. Затем выступали Леонид Баткин, Лен Карпинский. Объявили перерыв. Когда я выходил из зала, в ряду угрюмых бородатых мужчин, которые, как я понял, были из Еревана, заметил Ержаника Абгаряна, арабиста, с которым я работал в Йемене. Я обрадовался, подошел к нему и обнял.

— Как дела, Ержаник, как поживаешь?

Ержаник был смущен.

— Я из «Комитета Карабах» — он выдавил из себя.

— Ну и что, а я из Народного Фронта Азербайджана. Слушай, давайте отбросим территориальный вопрос, это же нас разъединяет. Давайте вместе бороться за демократию, против союзной бюрократии.

Ержаник виновато улыбнулся. Видимо, меня с моей позицией солидарности демократов, независимо от национальной принадлежности, принимали за идиота, не понимающего реального мира, разделенного на непримиримые лагеря «коммунист — антикоммунист», «армянин — азербайджанец», «прибалт — русский».

После перерыва президиум зачитал заранее подготовленный текст воззвания с требованием освободить лидеров «Комитета Карабах». Было еще заявление о демократичности выборов, засильи партбюрократии.

В метро на перроне я увидел академика Пальма. Маленького роста, деликатный, скромно одетый, он мало походил на наших самодовольных и вальяжных азербайджанских академиков. Я подошел к нему и представился. Он сказал:

— А я вас запомнил…

И мы начали прогуливаться по полупустому перрону станции метро «Кропоткинская». Говорил все больше он. Он наставлял меня. Избегайте насилия. Насилие выгодно власти. В насилии и провокации ей нет равных. Наша сила в открытости, прозрачности наших целей и средств. Мы действуем в рамках закона и только закона. Мы уже настолько сильны, чтобы постепенно, шаг за шагом, менять законы, и двигаться к нашей цели дальше, также в рамках закона. Свобода дается по праву только умным и гуманным людям, которые остерегаются проливать невинную кровь. В Эстонии Народный Фронт делает все, чтобы избежать силового противостояния с властью. Демократия и будущее работают на народ. Власть бессильна перед неумолимым ходом исторического процесса. Поэтому она пытается втянуть народные движения в силовое противоборство, чтобы победить. У власти нет аргумента слова, у нее только аргумент силы.

Пальм был уверен, что народные движения Прибалтики настолько политически сильны, что смогут не допустить втягивания себя в насильственную борьбу с компартийной властью. Он был уверен, что СССР идет к развалу, ибо коммунисты не решаются на реформы. Они реакционны, глупы и безнравственны. Они упустили шанс, или же почти уже упустили шанс возглавить процесс реформ и дать народам желаемое. Единственное, чего опасается он — это вакханалии насилия. Кровь и насилие утопят демократию и свободу. Он боится, что национализм и территориальные споры могут запустить механизм кровавых войн и насилия на Кавказе, создастся прецедент наведения порядка армией. На фоне общесоюзного масштабного насилия центру будет легче перенести свои методы насилия и на Прибалтику.