Сергей Утченко - Цицерон и его время

Для достижения этой цели нужна была опора и в широких слоях римского населения. Но данный вопрос, видимо, менее беспокоил Цицерона: он рассчитывал на свою репутацию бескорыстного борца за правое дело, которая всегда импонирует массам и которая уже дважды приносила ему триумфальный успех на выборах. Однако такую репутацию тоже следовало постоянно обновлять и поддерживать.

Политическую ориентацию Цицерона в эти годы, пожалуй, легче всего определить негативно. Его никоим образом нельзя причислять к крайним консерваторам, безусловным сторонникам сенатской олигархии, сулланцам, ибо его позиция в деле Росция и в деле Верреса достаточно недвусмысленно свидетельствовала об обратном. Но с другой стороны, он никогда не претендовал на роль народного вождя, демократического деятеля. В этом нетрудно убедиться, если вспомнить его поведение в годы господства марианцев и его нежелание добиваться трибуната. Его политическая позиция была достаточно осторожной, «средней», а потому и достаточно неопределенной.

Однако ситуация требовала большей определенности. Борьба за консулат не могла вестись на «полутонах». Цицерон прекрасно это понимал, и он неожиданно предпринял решительный и вместе с тем ловкий шаг — открытое публичное выступление в поддержку Помпея.

Помпей был в те годы, безусловно, наиболее популярной фигурой среди военных и политических деятелей Рима. Его успешные действия и эффектная победа над средиземноморскими пиратами в 67 г. сделали его буквально кумиром римской толпы. В политическом отношении — кстати, на это обстоятельство обычно не обращают внимания — он был даже чем–то близок Цицерону. Начав в ранней молодости свою карьеру как сторонник аристократии и даже как сулланец, он впоследствии стал тем политическим деятелем, не без участия которого и в консульство которого (совместно с Крассом) были полностью восстановлены прерогативы народных трибунов, всадники снова получили доступ в суды, т.е. сулланская конституция, строго говоря, перестала существовать. Таков был «диапазон» Помпея как политического деятеля — от добровольного сподвижника Суллы и чуть ли не до вождя популяров. Причем в данный момент его политические позиции, как и Цицерона, не отличались большой четкостью.

Цицероном Помпея заключалась в том, что Цицерон выступил на Форуме с речью в защиту законопроекта трибуна Манилия. Это была первая чисто политическая речь знаменитого оратора. Суть дела сводилась к следующему. Римляне вели в это время на Востоке новую войну с понтийским царем Митридатом. После первых неудач римские войска под командованием Луция Лициния Лукулла добились крупных успехов, и Митридату пришлось даже бежать в Армению к своему тестю, армянскому царю Тиграну. Но в дальнейшем положение изменилось: Лукулл возбудил недовольство своих солдат, военные действия стали вестись вяло, и в результате Митридат снова утвердился в Понтийском царстве. Именно в этой ситуации народный трибун Гай Манилий и внес в комиции предложение о передаче верховного командования в затянувшейся войне Гнею Помпею. По этому законопроекту Помпей получал неограниченную власть над всем войском и флотом на Востоке и права наместника во всех азиатских провинциях и областях вплоть до Армении. Цицерон, конечно, прекрасно знал, что получение командования в войне с Митридатом и Тиграном было страстным желанием самого Помпея и что Манилий действовал с его ведома. Как претор, Цицерон имел право созывать народные сходки и обращаться к народу, чем он и воспользовался в данном случае для рекомендации законопроекта. В своей речи Цицерон стремился обосновать три основных вопроса: характер войны, трудности ее ведения и, наконец, выбор полководца. Говоря о характере войны, он начал с того, что война должна стать возмездием Митридату за все его преступления против римлян. Но считая, видимо, этот моральный аргумент недостаточным, он подкреплял его соображением о том, что наряду с достоинством Римской державы и ее союзников речь идет о важнейших доходах, ибо подати и налоги, поступающие из Азии, намного превосходят доходы, получаемые от любой другой провинции. Затрагиваются, мол, имущественные интересы всех граждан, ибо «кредит и все денежные дела, которые совершаются в Риме, на Форуме, тесно и неразрывно связаны с денежными оборотами в Азии». Затем Цицерон говорил о трудностях войны, о неудачах Лукулла и, хотя воздавал ему должное, вместе с тем подводил своих слушателей к выводу о необходимости смены полководца. И наконец, он переходил к обоснованию главного положения своей речи: предоставление верховного командования Гнею Помпею. «По моему мнению, — говорил Цицерон, — выдающийся полководец должен обладать следующими четырьмя качествами: знанием военного дела, доблестью, авторитетом и удачей». И дальше доказывалось, что Помпей обладает не только всеми этими качествами, но и такими достоинствами, как бескорыстие, воздержанность, честность, ум и гуманность. В заключение речи Цицерон дважды подчеркнул, что он выступает в поддержку законопроекта Манилия не по чьей–либо просьбе, не из желания приобрести расположение Помпея, но исключительно ради интересов и блага государства. Очевидно, такое заверение было далеко не лишним, этого требовала обстановка и «приличия», хотя убедительная его сила была, конечно, невелика. Следует обратить внимание на одну фразу Цицерона в разбираемой речи. Одним из противников законопроекта Манилия был уже известный нам Гортензий. Он заявил: если следует облечь полнотой власти какого–то одного человека, то этого наиболее достоин Помпей, однако одного человека облекать полнотой власти как раз не следует. Возражая Гортензию и не соглашаясь с такой постановкой вопроса, Цицерон бросил примечательную фразу: «Устарели уже эти речи, отвергнутые действительностью в гораздо большей степени, чем словами». Законопроект Манилия, как и следовало ожидать, был утвержден комициями, и Помпей, который в это время еще не вернулся в Рим после окончания борьбы с пиратами и потому находился в Киликии, принял командование войсками. Выступление Цицерона в поддержку Помпея нередко рассматривается в литературе как пример, наиболее яркий и убедительный, его сближения с популярами, причем обычно и весь предыдущий период общественно–политической деятельности Цицерона тоже считается «популярным», демократическим, тем более что он сам некоторыми своими высказываниями — о них речь впереди — дает повод для подобного заключения. Так ли это на самом деле?