Сергей Утченко - СОЦИАЛЬНОЕ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ТЕРМИНА «OPTIMATES» У ЦИЦЕРОНА(статья).

Текст приводится по изданию: «Древний мир: сборник статей в честь академика В.В. Струве». М., 1962. С. 627—635.

Широко распространенное в современной историографии представление о политической борьбе в Риме во II—I вв. до н.э. в значительной мере основывается на том, что признается наличие двух противостоящих политических группировок или партий — оптиматов и популяров. Общепринятая схема примерно такова: в ходе движения Гракхов или вскоре после его подавления складываются основные римские политические группировки (или партии), дальнейшее развитие политической жизни и событий рассматривается уже как проявление борьбы между этими партиями, т.е. оптиматами и популярами; наиболее яркими примерами партийной борьбы считаются: господство марианцев в Риме, гражданская война и диктатура Суллы, а по мнению некоторых исследователей, также и заговор Катилины. Причем оптиматы рассматриваются как партия нобилитета, сенатская партия, т.е. как партия правящих верхов, а популяры — как партия демократическая, оппозиционная.

Эта схема — иногда полностью, иногда частично — оказывается перенесенной и в труды большинства советских историков. Еще В.С. Сергеев писал, что после смерти Тиберия Гракха борьба велась между политически организованными группами или партиями — оптиматами, представлявшими интересы нобилитета, и популярами, организованным ядром сельского и городского плебса/

Подобную точку зрения разделяли и А.В. Мишулин и Н.А. Машкин. И хотя Н.А. Машкин в специальной работе считает нужным оговорить свое понимание существа политических партий в Риме, тем не менее и здесь он рассматривает оптиматов как партию аристократическую, а популяров как партию демократическую. По мнению С.И. Ковалева, названия «оптиматы» и «популяры» получили распространение примерно в период Югуртинской войны, причем название «оптиматы» применялось якобы «для обозначения нобилитета» и «популяры» — «для народной партии». Наиболее ярко вышеприведенная схема излагается В.Н. Дьяковым, для которого вся история политической борьбы в Риме, начиная с 30–х годов II в. до н.э., есть история борьбы популяров (т.е. римских демократов) и нобилитета, причем движение Гракхов трактуется как реформаторский период этой борьбы, марианское движение — как попытка установления военно–демократической диктатуры, правление Цинны — как победа «радикальных популяров» и, наконец, заговор Каталины — как последнее движение популяров (опять–таки радикальных!) в Риме.

Однако все эти конструкции — столь установившиеся и распространенные — оказываются, на наш взгляд, весьма шаткими при попытке найти для них опору в источниках. Для того чтобы показать всю сомнительность и непрочность обычной схемы расстановки сил на политической арене Рима, достаточно проанализировать хотя бы содержание понятия optimates. Последующее изложение представляет собой попытку такого анализа, причем необходимым его условием является стремление опереться на источники и отвлечься от всех позднейших конструкций.

Точная датировка появления термина optimates в Риме невозможна. Страсбургер лишь указывает на вероятность достаточно раннего возникновения этого понятия, ссылаясь на то, что идеал vir bonus был весьма древней «составной частью» этических воззрений римской знати. Однако термин optimates как таковой едва ли мог появиться ранее II в. до н.э. Слово optimates — в чем никто из исследователей не сомневается — является римским эквивалентом (переводом) греческого термина ἄριστοι, следовательно, оно скорее всего могло появиться в Риме только в период широкого проникновения греческих влияний. Косвенным подтверждением сравнительно недавнего, применительно ко времени Цицерона, возникновения и малого распространения термина optimates является тот факт, что этого термина совершенно не знает Саллюстий. Кроме того, термин даже в это время был недостаточно четким и определенным. Он обозначал «лучших», по всей вероятности без более детального определения или ограничения круга этих «лучших». Страсбургер абсолютно неправ, когда утверждает, что слово optimates было само собой понятно для каждого римлянина. Если бы это было так, то едва ли Цицерон в своей речи «Pro Sestio» вынужден был давать развернутое определение понятия. Кроме того, не следует упускать из виду — а это, к сожалению, обычно и происходит, — что Цицерон в этой речи развертывает свое определение optimates в ответ на вопрос и даже недоумение своего оппонента (Pro Sest., 96), что опять–таки не свидетельствует о четкости, точности и распространенности термина.