Натан Эйдельман - Тайные корреспонденты Полярной звезды

Альманах, альманашник, читатель альманахов и журналов, разрезающий где-нибудь в университете, гостиной или кофейне только что полученную новинку, довольный «Обозрением» Бестужева или возмущенный охранительной руладой Греча, завлеченный рассуждением Пушкина или нападением Белинского, — вот какова была предыстория новой «Полярной звезды».

Даже из одного «Объявления» читатель мог догадаться, как богат и разнообразен будет альманах и как велики опыт и мастерство Герцена — издателя и редактора:

« Мы желали бы иметь в каждой части одну общую статью (философия революции, социализм), одну историческую или статистическую статью о России или о мире славянском; разбор какого-нибудь замечательного сочинения и одну оригинальную литературную статью; далее идет смесь, письма, хроника и пр. „Полярная звезда“ должна быть — и это одно из самых горячих желаний наших — убежищем всех рукописей, тонущих в императорской ценсуре, всех изувеченных ею… » (XII, 270).

Итак, все меры были приняты, все обращения сделаны. Программа, структура «Полярной звезды» — все было нацелено на завоевание русских читателей и сотрудников.

Однако прежде пришли ответы от западноевропейских демократов, приветствовавших начинание Герцена и объявивших, что готовы помогать и участвовать.

1 июля 1855 г. прислал письмо Ж. Мишле, затем Д. Маццини; 23 июля отозвался Прудон, 25 — В. Гюго; в те же дни пришла статья «Нет социализма без республики» французского революционера Альфреда Таландье, немало пострадавшего и отсидевшего при Луи Филиппе и Наполеоне III. Уже перед самым выходом 1 тома откликнулся герой польского восстания 1831 г. старый профессор-эмигрант И. Лелевель.

Иностранцы отозвались, но Россия молчала. Обещанный срок — годовщина казни пятерых — подходил, и Герцен понял, что пора 1 книгу выпускать в свет. Перелистывая сейчас, более века спустя, первый томик «Полярной звезды», мы можем только удивляться тому, что сделал один человек за сравнительно короткое время.

Вильям Линтон, английский рабочий-гравер, литератор и участник движения чартистов, выполнил по просьбе своего друга Герцена знаменитое изображение на обложке и титульном листе — пять профилей: Рылеева, Бестужева-Рюмина, Муравьева-Апостола, Пестеля и Каховского. В их лицах почти нет портретного сходства, они скорее напоминают античные скульптурные портреты, и сделано это, конечно, сознательно: ведь декабристы зачитывались Плутархом, они сами видели в себе героев и мучеников наподобие древних: Брута, Периклеса, Гракхов. К тому же за три десятилетия реальные образы пятерых сделались легендой и тайной…

Все это Линтон сумел передать в условной манере. Зато топор и плаха, чернеющие под медальоном с пятью изображениями, выписаны точно, реалистически.

« „Полярная звезда “, — писал один из современников, — альманах в память Рылеева и Бестужева и их трех несчастных товарищей; на обертке виньетка с их пятью медальонами, которые освещены лучами звезды, восходящей из туч » 4 4. ЦГАОР, ф. 279, оп. 1, № 1060, л. 86–87. . На титульном листе эпиграф:

Один из русских корреспондентов позже требовал уточнить программу «Полярной звезды»; разум-де не «политическая категория».

« Вам не нравится эпиграф „Да здравствует разум! “ — отвечал Герцен. — А мне кажется, что это единственный возглас, который остался неизношенным после воззваний красных, трехцветных, синих и белых. Во имя разума, во имя света, и только во имя их победится тьма. Оттого-то и не удались все революции, что они шли не под хоругвию разума, а чувства, верований » (XII, 317).

Перевернув титульный лист, мы видим «Объявление» о «Полярной звезде», перепечатанное с отдельного листка.

Затем идет открытое письмо Герцена к императору Александру II, под которым выставлена дата — 10 марта 1855 г.

Большие возможности мирных преобразований, заложенные в самой русской обстановке этого периода, — вот основная мысль письма. Герцен увлечен идеей, что императорская власть, необычайно сильная в России, абстрактно говоря, может без особых препятствий направить свою мощь на «благодетельные реформы».

« Государь! <���…> От вас ждут кротости, от вас ждут человеческого сердца. Вы необыкновенно счастливы! » (ПЗ, I, II).

Однако смысл и направление такого письма станут понятнее, если представить, в каком окружении оно появляется. Эпиграфом к «Письму» Герцен взял отрывок из «Оды на день тезоименитства его императорского высочества великого князя Александра Николаевича», написанной Рылеевым в 1823 г. Там были строки: