Натан Эйдельман: Тайные корреспонденты "Полярной звезды"

А несколько раньше из Москвы в прямо противоположном направлении выехал Павел Лукич Пикулин. Хотя война еще не кончилась, но, поскольку известный врач и преподаватель университета объявил, что едет на лечение в Вену, столицу нейтральной Австрии, бдительная власть не усмотрела в этой поездке ничего особенного.

На прощание Никулина обняли друзья. Тяжело больной пациент его Тимофей Николаевич Грановский и Николай Христофорович Кетчер передают письмо и умоляют доктора быть максимально осторожным; им известны все три тайны этой поездки, но если бы чиновники и жандармы узнали хотя бы об одной, то доктору не миновать ссылки, тюрьмы или чего худшего.

Первая его тайна была в том, куда он на самом деле ехал: он отправлялся в Лондон, столицу воюющего с Россией государства.

Вторая тайна путешествия — к кому он ехал: к Александру Герцену, чье имя уж пять лет запрещалось произносить в пределах Российской империи.

Третья тайна Павла Лукича Пикулина — это сама цель поездки. Доктор вез Герцену кроме писем еще и тетрадь запрещенных стихов, скопированную, вероятно, «Христофорычем» или кем-либо из молодых (Евгений Иванович Якушкин уже в эту пору серьезно занимался Пушкиным).

Очевидно, в середине июля 1855 г. из Москвы передали Марии Каспаровне Рейхель, что доктор едет через Вену. Во всяком случае Герцен отвечал М. К. Рейхель 11 11. Большинство писем М. К. Рейхель к Герцену не сохранилось. : « Господина из Вены жду с нетерпением <���…>, смертельно хочется видеть » (XXV, 282). Хотя Герцен пишет М. К. Рейхель в Париж, но все же опасается лишних глаз да ушей и предпочитает не называть фамилии долгожданного путешественника. Позже он продолжает величать его « Венским », в память того маршрута, которым доктор ехал.

Проходят недели ожидания. Первая «Полярная звезда» уж вот-вот выйдет, а Павла Лукича все нет, и Герцен все не догадывается, что ему везут. Но вот наступает 16 августа. Доктор из Москвы, не знающий почти ни слова по-английски, благополучно достигает берегов вражеской державы (благо паспортов не спрашивают) и попадает в объятия «москвича» Герцена, с которым виделся много лет назад. В «Былом и думах» Герцен писал о докторе В-ском (т. е. «Венском»), который был для него « настоящим голубем ковчега с маслиной во рту <���…>. Вести, привезенные Щепкиным, были мрачны; он сам был в печальном настроении. В-ский смеялся с утра до вечера, показывая свои белейшие зубы <���…> Правда, он же привез плохие новости о здоровье Грановского и Огарева, но и это потерялось в яркой картине проснувшегося общества, которого он сам был образчиком » (XI, 298).

Спустя почти сто лет в Пражской коллекции материалов Герцена и Огарева специалисты обнаружили то самое письмо, которое было доставлено Никулиным из Москвы 12 12. См. ЛН, 62, стр. 102–104. . Письмо без обращения и подписи (на случай конфискации).

Почерком Т. Н. Грановского: « Годы прошли с тех пор, как мы слышали в последний раз живое слово об тебе. Отвечать не было возможности. Над всеми здешними друзьями твоими висела туча, которая едва рассеялась <���…>. Наши матросы и солдаты славно умирают в Крыму, но жить здесь никто не умеет. Многое услышишь от П. » (т. е. Пикулина).

Грановский писал еще о том, что надеется увидеться, « может быть, через год », но при этом нападал на некоторые сочинения Герцена, « которые дошли и к нам с большим трудом и в большой тайне ». Он находил, что разочарование Герцена в западном мире чрезмерно, так же как и его надежды на внутренние силы самой России.

Вслед за тем несколько строк рукою Кетчера: « Да, сильно и горько чувствуют друзья твои, что тебя недостает нам. Скверно, тягостно и мучительно положение их в бесплодной и неприязненной или совершенно индифферентной стране; но я уверен, что тебе еще тягостнее, даже и в благодетельных климатах. Что там ни говори, а я убежден, что ты сросся с нами, как мы с тобой; что нас не заменит тебе никто — ни самая горячечная деятельность, в которую ты бросаешься. Если 6 ты был с нами или мы с тобой, ты поспорил бы, поругался, поставил бы несколько бутылок шампанского за прочет и, наверное, не напечатал бы многого или напечатал бы, да не так. И мы не доходили бы так часто до временной апатии. Податель, мой сынишка, передаст тебе все живее и даже представит в лицах » 13 13. ЛН, 62, стр. 104. .

Пикулин гостит неделю, рассказывает, расспрашивает, «представляет в лицах». Герцен не хочет спорить с некоторыми укорами и намеками насчет его деятельности, пришедшими из Москвы. Он радостно извещает Марию Каспаровну Рейхель: « С прошлого четверга живет здесь венский гость. Это первый дельный и живой человек со стран гиперборейских. Я очень и очень доволен посещением. Все живы и живее, нежели себя представляют » (XXV, 296).