Натан Эйдельман: Твой XIX век

Последние письма Марии Рейхель к Марии Корш… Мария Каспаровна „еще довольно тепла, чтобы удивляться“. Редко-редко проскальзывает у нее, что-де наше время получше было, но тут же вспоминается Герцен и его круг: там не было вот этого — „вы, нынешние, нут-ка…“.

А вести в газетах мрачные.

8 мая 1912 г.

Масса удручающих известий из родного края, все только запреты, непозволения, усмотрения… А вокруг — все захваты, и все хотят иметь больше владений, что и означает войны…

10 августа 1912 г.

…Теперь у меня большая работа, я взяла на себя переписать все письма Александра Ивановича ко мне… Если они когда-нибудь будут напечатаны, ты увидишь, как я, такая маленькая букашка, близко стояла к нему и пользовалась его доверием. Этих писем много писанных в Италии, где они переживали такое трудное время; потом из Англии — последние особенно в то время, когда дети, тогда девочки, были у меня почти год после смерти [матери]. И я теперь, читая, переживаю то прошедшее, полное нескончаемой печали… Твоими последними письмами ты так много порадовала меня, твое описание вида Москвы с Воробьевых гор так заманчиво, так бы взяла да и поехала бы в Москву и на Воробьевы горы. Должно быть, очень хорошо, я никогда не видала.

А теперь стара, плоха и ни на какие путешествия неспособна.

28 августа 1912 г. Лозанна

Читала некролог Александра Владимировича Станкевича{74} 74 А. В. Станкевич — один из московских приятелей по "кружку 40-х годов".в „Ведомостях“, видно, что и недаром прожил. Ну, вот и все из того старого времени, одних со мною лет: извольте приготовляться, мадам Рейхель. А я теперь переживаю старую дружбу и совсем переношусь в давно прошедшее, точно оно недавно было. Переписываю письма ко мне А.И. и греюсь его дружбой ко мне и полным доверием, у меня много его писем. Правда, что мы много тяжелого, печального в одно время пережили, и оба на чужой стороне, и оба остались верными родине. Как он любил Россию и как люблю ее я до сих пор…

29 августа(продолжение)

…Я теперь так много пишу каждый день, то есть переписываю, что руки не совсем слушаются. Но, насколько могу, каждый день все прибавляется, — и так погружаюсь в прошедшее, что забываю, что оно уже давно-давно прошедшее. А.И. любил и моего Рейхеля и говорил о нем, как самом чистом человеке из многих, кого он знал. Вот между какими людьми проходили мои молодые годы — но уже более сорока лет, что умер один, и шестнадцать, что умер Рейхель… Между письмами читаю Достоевского… Достоевский удивительный психопат; конечно, только этому и можно удивляться, но если взять все вместе, что он описывает, — картина удручающая, и мне приходит в голову, как трудно нашей родине выпутаться из пут необразованности. Одно, на что я надеюсь, это то, что много доброго в нашей натуре… Перемелется — мука будет, только какая выйдет?

В наше время золотой телец здравствует, и деньги все растут в умелых руках.

Я рада, что мои дети не липнут к деньгам и не считают их одних к принадлежности счастья…

8 сентября 1912 г. Лозанна

…Я накануне отъезда в Берн, но не совсем. К октябрю я должна опять приехать — тебе, кажется, писала почему: я единственная свидетельница прошлой русской жизни (Герцена) до заграницы, об которой желают от меня сведений, и мне нельзя отказаться, так как это касается А.И. и его семьи…

Письма, которые я переписываю, во многом интересны, а для меня — такое живое воспоминание дружбы и доверия ко мне, что я совсем погружаюсь в прошедшее… Я в то время была единственным близким человеком к нему после смерти Натальи Александровны, и он делился всеми впечатлениями со мной. Я же с детства была к семье близка. Он очень желал, чтоб я с Рейхелем переехала в Лондон, где он жил, мы же жили тогда в Париже. Через меня он имел известия о друзьях; сам он не мог переписываться, а он очень страдал от этого. Потом мы уехали в Дрезден, чем он был очень недоволен. Виделись мы только через несколько лет, и то незадолго до его смерти. Когда мы переехали в Швейцарию, он был в Женеве и, как только узнал, тотчас приехал в Берн и приезжал потом не раз. А с друзьями так и не видался. Я слышала, что Граничка{75} 75 Граничка — Тимофей Николаевич Грановский.собирался, наконец, приехать, как его смерть так скоро унесла. Лику{76} 76 Лика — Елизавета Богдановна, жена Т. Н. Грановского.я видела потом в Берлине, где была проездом. Она ехала в Италию с Мавоненькой{77} 77 Мавоненька — Мария Федоровна Корш., где и скончалась. Мавоненька приезжала потом с Еленой Константиновной{78} 78 Е. К. Станкевич — жена А. В. Станкевича., и мы виделись. Потом мало-помалу порвались все ниточки, и один за другим покоятся теперь на Пятницком кладбище… Sic transit gloria mundi.{79} 79 Так проходит слава мирская ( лат. ).