Хью Томас - Двойники. Правда о трупах в берлинском бункере.

Представляет немалый интерес, что, судя по документам, в дом, в котором умер Мартин Борман, вскоре после этого вселился доктор Петер Бенах, апаше по культуре западногерманского посольства.

Борман приехал в Парагвай из Аргентины под личной протекцией Альфредо Стресснера. Судья Тенитес Риера был одним из юристов, которым было разрешено посмотреть дело. «Несмотря на чудовищные преступления против евреев, Мартин Борман получил защиту парагвайской разведки, и ему было позволено вести нормальную жизнь», — таков был его комментарий.

К чему мы пришли сегодня?

Документы, найденные в Парагвае, почти наверняка подлинные. Далее, не видно причин, по которым записи регистрации Менгеле как гражданина Парагвая, поддержанной не кем иными, как Вернером Юнгом и Алехандро фон Экштейном, являются подлинными (как мы знаем), а записи, касающиеся Бормана, фальшивыми.

Борман в то время был зарегистрирован как военный преступник, в отличие от Менгеле, поэтому нет ничего удивительного, что парагвайское гражданство ему не было предоставлено, — во всяком случае, на его собственное имя, как в случае с Менгеле. Тем не менее записи «Ла Текника» действительно весьма неудовлетворительны. В них нет ни отпечатков пальцев, ни фотографий — ничего, что могло бы подтвердить полицейский рапорт о смерти.

Донесение Пропочука о Бормане не оправдывало бы наших ожиданий, если бы оно было единственным свидетельством его пребывания Парагвае. Между тем в нем содержится совершенно непредвиденное подтверждение показаний Бисса о том, как его пригласил Бернер Юнг, чтобы он помогал другому врачу (Менгеле) лечить Бормана. Совпадения продолжаются, когда пересматриваешь свидетельства о черепе Бормана, найденном в Берлине. Теперь наконец есть фактическое подтверждение той версии, что на черепе Бормана следы работы дантиста после того, как Блашке зафиксировал точное состояние зубов Бормана, когда тот в последний раз был у него в кабинете в марте 1945 года.

Фактические свидетельства, хотя они и похожи на правду, но тем не менее приходишь в ярость от того, насколько трудно их подтвердить в силу деликатной обстановки, существующей сегодня в Парагвае, где присутствие Стресснера ощущается даже в его отсутствие и где демократическое правление еще не утвердилось. Давать показания боятся, как в случае с дантистом, который, как предполагается, лечил Бормана.

Гильермо Хейкель был эмигрантом из Финляндии, где он родился 6 декабря 1916 года. Он начал всерьез заниматься зубоврачебной практикой в Асунсьоне в 1942 году и ушел на пенсию в 1992 году. Документы «Ла Текника» упоминают о том, что Борман лечил зубы в кабинете Хей-келя в Асунсьоне, Вряд ли вызывает удивление то, что, как выясняется, Хейкель был очень тесно связан со Стресснером, с дипломатическим корпусом и с немецким сообществом в населенном исключительно немцами районе Вилла-Мора. Он имел также тесные контакты с Альбаном Кругом, Вернером Юнгом и фон Экштейном.

Когда архивы Асунсьона были раскрыты и стало известно, что Хейкель лечил Бормана, его посетили израильтяне, желавшие узнать правду о Бормане, а также о его отношениях с семейством Бейкер, которое было связано с Менгеле. Израильтян интересовали также его финансовые дела в Западной Германии.

Они ушли ни с чем, и Хейкель первое время отказывался разговаривать с кем бы то ни было о себе, о своей деятельности, связанной с бывшими нацистами, о том, что он якобы лечил Бормана и Менгеле. Перепуганный, что он может оказаться замешанным в деле, заведенное против бывшего президента Стресснера, Хейкель старательно уходил от вопросов, которые касались того, что он лечил известных военных преступников. «Я никогда не знал Бормана. Борман был военным преступником. Я хочу, чтобы все знали, что я никогда не знал и не лечил ни Мартина Бормана, ни Йозефа Менгеле».

Позднее, когда он выяснил, что Менгеле не было в списке военных преступников в тот период, когда он якобы лечил его, Хейкель с некоторым опозданием оказался вполне готов говорить о Менгеле, хотя по-прежнему категорически отрицал, что лечил Бормана.

Похоже, что он лечил Менгеле в Вилла-Мора — при этом он вновь и вновь подчеркивал, что никогда не лечил военных преступников, вообще не лечил никого подозрительного в своем стоматологическом кабинете на углу Нуэстро Сальвадор де ла Асунсьон и Фульдженио Морено в Асунсьоне. У него не было никаких оснований подозревать, что Менгеле является «Ангелом смерти», поскольку тот «не производил впечатление человека, отягощенного виной за участие в убийстве евреев во время Второй мировой войны».