Тогда я впервые увидел трупы такой большой массы людей, убитых газом. Хотя я заранее знал, что смерть от газа ужасна, мне стало плохо. Чувство ужаса овладело мной… Все же я открыто могу заявить, что обработка этого состава газом подействовала на меня успокаивающе, потому что вскоре нужно было начинать массовое истребление евреев и вплоть до того момента мы не могли изобрести соответствующий способ для их массового уничтожения…»
Весной 1942 года вступают в строй новые, «современные», построенные форсированными темпами крематории Аушвитц-Биркенау. Эти здания были «по-современному» оснащены встроенными газовыми камерами, проекты которых были разработаны техническими офицерами СС. На технических штампах печей для сжигания можно прочитать марку фирмы «Топф и сыновья, Эрфурт».
Новые крематории — это одноэтажные здания, построенные в германском стиле, с крутой крышей, со слуховыми окошечками и окнами с решеткой. Озелененный двор окружен изгородью из колючей проволоки, по которой пущен электрический ток. Обе стороны дорожки, посыпанной желтым песком, опоясываются свежим зеленым газоном с цветочными клумбами, за которыми заботливо ухаживают. Точно под клумбами находятся подземные газовые камеры… Крематории № 3 и № 4 были выстроены за небольшим лесом, высокие сосны и березы скрывали трагедию сотен тысяч и миллионов людей. Это место по-польски называлось Бжезинка, то есть Березовая роща, и отсюда немецкое название: Биркенау.
К крематориям № 1 и № 2 принадлежали также две подземные камеры. Первая, большая, была помещением для раздевания, иногда служила мертвецкой, вторая — газовой камерой. В газовых камерах 1-го и 2-го крематориев помещалось 2000 человек. При входе в газовые камеры были двустворчатые двери, за ними — подъемник, на котором трупы перевозились к кремационным печам. Крематоры, расположенные на первом этаже крематория, состояли из 15 печей, разделенных на три части. В нижней части печей электрические вентиляторы нагнетали воздух, в среднюю часть закладывалось топливо, а в верхней части на крепкие шамотовые колосниковые решетки помещались трупы, которые прибывали сюда с подъемника на маленьких тележках, похожих на вагонетки. В печах были чугунные двери с защелкивающимся затвором.
На первом этаже было также помещение для казней. Здесь выстрелом в затылок убивали тех депортированных из небольших составов, ради которых «не стоило» пускать в ход газовую камеру и топить крематорий. В то время у начальника крематория эсэсовца Молля было любимым развлечением выстраивать по пять человек, подлежащих казни, и стараться поразить одной пулей пять жертв, чтобы сэкономить боеприпасы и показать другим эсэсовцам науку «снайпеpa». Гладкий бетонный пол этого помещения для казней шел наклонно к находящемуся посредине желобку с отверстиями, в который стекала кровь казненных.
На первом этаже было также машинное отделение с электромоторами и вентиляторами, служебное помещение надзирателей СС, помещения для плавления золотых зубов, собранных у трупов. Со двора ступеньки вели в подвальное помещение. Для более легкой доставки стариков и больных была построена также бетонная дорожка, по которой жертвы скользили прямо в газовую камеру.
К четырем новым крематориям относилось всего восемь газовых камер, в которых можно было уничтожить сразу 8000 человек. Восемь газовых камер «обслуживались» 46 кремационными печами, на каждую группу требовалось 20 минут. Если печи не поспевали за «мощностью» газовых камер, что случалось довольно часто, то много тысяч трупов сжигалось на кострах. Тогда после газовой обработки трупы выкидывались прямо во двор, затем ремнем, обвязанным вокруг щиколотки ноги, их волочили к кострам, газовые камеры убирали, и все начиналось сначала…
В 1944 году повышение темпа крупных массовых убийств стало таким срочным делом, что детей без обработки газом живыми бросали в кремационные печи. Это показалось невероятным даже судьям Нюрнбергского Трибунала, наслышавшимся многих ужасов. По этому вопросу было допрошено особенно много свидетелей. Вот допрос одного из свидетелей, польской писательницы, проживающей в Нью-Йорке, бывшей узницы лагеря Аушвитц-Биркенау, Сверины Шмаглевской, который вел один из советских обвинителей на Нюрнбергском процессе — Смирнов.
«СМИРНОВ: В течение какого времени вы находились в Аушвитце?
ШМАГЛЕВСКАЯ: С 7 октября 1942 г. до января 1945 года.
Читать дальше