Дэвид Ховарт - Утро в Нормандии.

Юлиан Ивелл был кадровым командиром. Он окончил училище в Вест-Пойнте и имел для своего возраста (ему было двадцать восемь лет) весьма высокий чин. Это был его первый бой, который мог сыграть большую роль в его карьере, и, конечно, он предпочел бы вести операцию силами своего хорошо подготовленного батальона, а не кучкой солдат и офицеров, которые никогда не бывали вместе и даже не знали, как кого зовут.

Двухмильный марш прошел без особых осложнений: первые выстрелы по немецкому патрулю, первые убитые немцы, первый военнопленный (который, правда, оказался поляком), первая жертва — санитар, выбежавший на открытую лужайку, чтобы оказать помощь раненому офицеру. К тому времени, когда группа миновала Сент-Мари-дю-Монт, она значительно увеличилась за счет примкнувших к ней солдат, шедших по двое и по трое вдоль дороги. Некоторые из них приземлились прямо в деревне и, по их словам, уже успели побывать у немцев в плену и бежать из него.

У дороги, которая вела к дамбе, как раз у небольшого солончака, залитого водой, расположилась маленькая деревушка Пуппевиль. Когда Ивелл со своей колонной подошли к этой деревушке, они были обстреляны из ближних домов. Колонна остановилась.

Разгоревшийся вслед за этим бой был очень напряженным, хотя впоследствии Ивелл вспоминал о нем не иначе как о небольшой стычке. Немцев пришлось выбивать буквально из каждого дома. Сам Ивелл, хотя и пытался грамотно провести бой, почти до самого конца не вполне осознавал всю его серьезность. Он понял это только тогда, когда неосторожно высунул голову из-за угла и в тот же момент почувствовал удар по каске — это была пуля немецкого снайпера. Ивелл стал теперь более осторожным. Он пробрался вдоль улицы, укрылся за забором, который огораживал школьную спортивную площадку, и тихонько выглянул из-за него. Прямо навстречу ему с крыльца школы сбегал что-то кричавший немецкий лейтенант. Ивелл выстрелил в него из пистолета, но промахнулся. В тот же момент немец поднял руки. Следом за ним из школы вышло еще около тридцати немцев. Первый бой Ивелла был проведен успешно.

Сразу же за школой виднелась дамба — узкая прямая дорога, по обе стороны которой стояла вода. А вдали можно было разглядеть песчаные дюны участка «Юта». Сначала на дамбе не было ни единой живой души. Однако затем в кустах около нее появились оранжевые флажки — это был сигнал, оповещающий, что воздушный десант встретился с морским.

Ивелл отправил вдоль дамбы несколько своих солдат, и вскоре они возвратились в сопровождении офицера, который представился генералу Тейлору как капитан Джордж Мабри из 8-го пехотного полка. Парашютисты глядели на него так, словно перед ними был выходец с другого света — ведь он прибыл морем! Это было в 11 часов 5 минут пополудни.

Несмотря на большой разброс парашютистов и сложный рельеф местности (это в какой-то мере нарушило намеченные планы), десантники, применяя партизанскую тактику, успешно атаковали противника и отрезали оборонявшиеся немецкие войска на побережье от их командования, которое до 12 часов дня не могло получить вразумительную информацию о начале высадки союзников на этом участке. Немецкие подкрепления не смогли подойти близко к месту высадки американцев. Операция прошла успешно и с гораздо меньшими потерями, чем предполагал Ли-Мэллори. Из 805 американских транспортных самолетов, принимавших участие в этой операции, было потеряно только 20 самолетов. Вначале казалось, что парашютисты понесли очень большие потери. Утром после выброски до 85 процентов парашютистов считалось пропавшими без вести. К вечеру почти половина десантников уже действовала в своих подразделениях, а многие, считавшиеся без вести пропавшими, блуждали в течение нескольких дней и потом находили свои части. Через три месяца, когда подводились итоги операции, было установлено, что в день высадки потери парашютистов составили только 10 процентов, включая убитых, пропавших без вести и оказавшихся в плену у немцев. Потери, безусловно, были немалые, но ведь они предполагались еще большими!

На следующий день после высадки Ли-Мэллори в своем донесении Эйзенхауэру писал, что иногда трудно признать свою ошибку, но он рад, что его сомнения относительно возможности выброски воздушного десанта не подтвердились. Он высоко оценивал прозорливость Эйзенхауэра и извинялся за то, что своими сомнениями причинил ему лишнее беспокойство.