Сергей Григорьев - Сомбреро

- Какой порох: ружейный?

- Нет, пушечный, английский. Наших клейм, будьте покойны, на бочках нет.

- Зачем им пушечный порох?

- Они, может быть, надеются, что у них будет своя артиллерия.

- Фалалей видел на лодке бочонки?

- Да, два всего, - ответил Беляев.

- Еще что?

- Ящики. Надо думать - с ружьями.

- Ну, это не от нас!

- Наверное! Подарок лорда Чатама, вернее всего.

- Боже мой, боже мой!.. Господа, вы молоды. Я опытнее вас. Куда идете вы? Куда толкаете людей? Вы сами идете в пропасть и их толкаете туда... Господа! Что вы там делаете? Отвечайте, Бестужев! - вскричал Козин, прерывая свою проповедь.

- Делаю то, что обязан делать, - ответил лукаво улыбаясь, Бестужев, пишу заметки. Ведь я же назначен, по высочайшему повелению, историографом корабля. Я должен подробно описать наши подвиги, наш славный поход... К этому мне сейчас представился единственный случай...

- Что мне делать с вами, господа? Вы все шутите, смеетесь, а отвечаю я. И перед государем, и перед законом, и перед своею совестью. Что мне делать? Скажите!

- Предать забвению! Все предать забвению! - тихо сказал старший летами артиллерийский офицер.

- Предать забвению! - согласились с ним молодые офицеры.

Козин встал и повторил:

- Предать забвению!

Он молча поклонился и вышел из кают-компании.

"Проворный", подгоняемый попутным ветром, на всех парусах стремился к родным берегам.

Плавание океаном, проливами и Балтикой было спокойное, благополучное.

Наконец открылись плоские берега и дюны Эстляндии. Выглянули верхушки мачт торговых кораблей в Кронштадтской гавани. "Проворный" вошел на рейд. Раздались выстрелы салюта, подтянулись фестонами паруса, упали реи, матросы побежали по вантам, и паруса на всех трех мачтах исчезли в мгновение ока. Упал якорь. Фрегат, описав круг, остановился.

Флейтщик Фалалей 14 декабря 1825 года вышел вместе с ротой гвардейского экипажа на Сенатскую площадь и был убит картечью при залпе царской артиллерии по восставшим против Николая Первого войскам.