Казимеж Куманецкий - История культуры древней Греции и Рима

Идеалистическому греческому роману о возвышенных чувствах и злоключениях любящих героев, столь далеких от прозы жизни, противостоял в римской литературе роман реалистический. Латинский роман «Сатирикон», приписываемый Гаю Петронию, приближенному Нерона, — ироническая пародия на современный ему греческий роман; здесь действуют не идиллические возлюбленные, а бродяги, бедняки, авантюристы, гетеры, не чуждые никаким порокам. Самая яркая фигура в романе — выскочка-богач Трималхион, тщеславный и простодушный, невежественный и взбалмошный, но и гостеприимный вольноотпущенник, ставший миллионером, — характерный социальный тип эпохи империи.

Литературу II в. н. э. украшает еще более знаменитый латинский роман — «Золотой осел» (другое название — «Метаморфозы») Луция Апулея, уроженца африканского городка Мадавра. Популярный тогда ритор и философ, выступавший с речами и на греческом, и на латыни, он описал со всем красноречием, ему присущим, слогом пышным и драматическим приключения некоего Луция, колдовством превращенного в осла. Реалистический рассказ о жизни низов общества, о грубости и хитрости купцов и ремесленников, к которым попадает в руки человек в облике осла. соединяется с пронизанными восточной мистикой обращениями к богине Исиде, являющейся Луцию-ослу во сне и предсказывающей ему возвращение к человеческому облику. Такое сочетание социальной наблюдательности с религиозно-мистическим пафосом, окрашенного юмором реалистического повествования с его символическим истолкованием — тоже примета времени, отличительная черта римской литературы эпохи «второй софистики».

В поэзии I–II вв. н. э. не было уже таких величин, как Вергилий, Гораций или Овидий. Но большая начитанность, хорошее знание древних авторов, приобретенное в школе, разработанный и обогащенный поэтами «века Августа» латинский литературный язык позволяли многим образованным римлянам пополнять ряды стихотворцев-дилетантов. Всякий, кто помнил наизусть обширные периоды из «Энеиды» или «Георгик» Вергилия и получил риторическое образование, чувствовал в себе призвание к занятиям поэзией. Никогда не было в Риме стольких юных поэтов: 14-летний Лукан уже пробовал свои силы в эпической поэме о Троянской войне «Илиакон», еще мальчиками начали писать стихи Марциал, сатирик и философ Авл Персии Флакк, будущий император Нерон. Квинт Сульпиций Максим в 11 лет уже боролся за венок победителя на состязании поэтов, устроенном Домицианом на Капитолии, а более десяти лет спустя 13-летний Луций Валерий Пудент был там удостоен венка за свои импровизированные греческие гекзаметры. Стихами баловались и императоры: Нерон, Траян, Адриан. Были и поэтессы-дилетантки, такие, как дочь Овидия Перилла и Сульпиция в эпоху Августа, а также их подражательницы Феофила, которую Марциал льстиво сравнивает с великой Сапфо, и Юлия Бальбилла, чьи греческие стихи были выбиты на статуе Мемнона в Египте.

Больше всего усилий и амбиций римских поэтов первых веков империи проявилось в сфере эпоса, где многие пытались бросить вызов гению Вергилия. Наивысшего признания добился как эпический поэт Марк Анней Лукан, выступивший при Нероне с большой поэмой «Гражданская война», или «Фарсалия», где с трагическим пафосом и талантом опытного ритора говорит о поражении последних поборников республики в войне между Цезарем и Помпеем. Отказ от традиционных для эпических поэм мифологических картин вмешательства богов в судьбы героев, необычайно изысканный риторический стиль, смелость и новизна выражений, нагромождение устрашающих эффектов, увлечение мрачными и жестокими сценами страданий и смертей заметно отличают творчество оратора и философа-стоика Лукана от классицизма поэтов «золотого века».

Попыткой вернуться к классическим традициям Вергилия были эпические поэмы «Фиваида» и «Ахиллеида» Публия Папиния Стация и «Аргонавтика» Гая Валерия Флакка, увидевшие свет в конце I в. н. э., при императорах династии Флавиев. Все в этих поэмах элитарно: и мифологическая ученость Стация, избравшего темой древние эллинские сказания и изложившего их языком усложненным, рассчитанным лишь на самых образованных читателей и слушателей, и риторическая изысканность Валерия Флакка, который, подражая Вергилию, смог превзойти старого эллинистического эпика Аполлония Родосского, чью поэму о странствиях аргонавтов он взял себе за образец. Монументальный мифологический эпос конца t в, н. э. с его темами, далекими от злобы дня, и пышной риторикой показал, однако, что возродить в новых условиях традиции эпической поэзии Вергилия было уже невозможно.