Артур Лиелайс - Каравеллы выходят в океан

Между тем адмирал вообразил, что речь идет о стране великого хана. «Еще десять дней, пути, и мы будем у Ганга», – не колеблясь заявил он матросам, когда они отказались продолжать путь.

Испанцы действительно встретили туземцев, носивших на груди золотые диски. Мореплаватели подольше задержались у этих берегов. На погремушки они выменивали у индейцев золотые диски и амулеты в виде птиц. Золота было много, и Колумб с восторгом рассказывал потом об открытых им богатствах. Он писал, что в Верагуа увидел «в первые два дня больше признаков золота, чем за четыре года на Эспаньоле, и что не может быть ничего прекраснее земель этого края и полей, возделанных лучше, и людей, более робких, чем местные жители. Здесь и превосходная гавань, и великолепная река, и все возможности защитить открытые земли против всего света.

Все это – залог безопасности для христиан, свидетельство прочности владения, все это направлено к грядущей славе и возвеличению христианской веры…».

«Золото – это совершенство, – восторгался великий мореплаватель. – Золото создает сокровища, и тот, кто владеет им, может совершить все, что пожелает, и способен даже вводить человеческие души в рай!»

Колумб превозносил сокровища этой земли, из которых он не упомянул якобы и шестой доли. Ведь у этих берегов в легендарной стране Офир добывали, по его словам, золото для библейского царя Соломона, который скупил здесь все драгоценные камни и серебро, и властители Испании могут, если пожелают, дать приказ собрать все эти сокровища.

Богатство этого берега так захватило воображение Колумба, что с этих пор он думает не столько о поисках морского пролива, сколько о создании на берегах Верагуа торговой фактории.

Всю вторую половину октября 1502 года каравеллы продолжали путь вдоль берегов Верагуа, где почти не было бухт, а устья рек изобиловали песчаными отмелями. Подойти к берегу было невозможно: шлюпкам угрожали вооруженные индейцы. К тому же шли проливные дожди.

2 ноября испанцы вошли в удобную бухту недалеко от начала теперешнего Панамского канала и назвали ее Пуэрто-Бельо [45] Прекрасная Гавань. .

В одной из бухт, чуть подальше на восток, Колумб двенадцать дней занимался починкой кораблей. На следующей стоянке в бухге Ретрете (теперь Эскриванос) каравеллы причалили к самому берегу. Матросы воспользовались этим и стали совершать набеги на индейские селения: грабили, насиловали женщин. Их поведение до того обозлило аборигенов, что они вооружились и целой толпой напали на корабли. Адмирал приказал открыть орудийный огонь, и наступавшие разбежались, оставив на берегу нескольких убитых.

В начале декабря каравеллы подошли к Дарьенскому заливу. Здесь Колумб решил повернуть обратно. Это побережье было уже обследовано Бастидасом, пришедшим сюда с востока, и адмиралу, очевидно, было известно, что Бастидас не обнаружил там пролива.

А может быть дрогнула непоколебимая вера адмирала, ослабла воля? Может быть он догадался, что открытое им побережье вовсе не часть Азиатского материка? Колумба озадачил тот факт, что этот берег тянулся, по-видимому, очень далеко на восток. Может быть он даже сливался с Жемчужным Берегом?

Отказавшись от главной – географической цели экспедиции – поисков пролива, Колумб решил выяснить, велики ли сокровища Верагуа, и пошел к устью реки Белен [46] Вифлеем. за золотом.

К 5 декабря каравеллы были в гавани Пуэрто-Бельо. Целый месяц течения и ветры, то и дело менявшие направление, носили флотилию взад и вперед вдоль берега. Моряки тщетно боролись с разыгравшейся стихией. Бури сменялись грозами, стояла ужасная погода. Однажды в море возник огромный смерч. Корабли оказались в серьезной опасности. Колумб попробовал заговорить смерч и стал громко читать из священного писания притчу о буре в море Галилейском. Затем, переложив библию в левую руку, он вынул меч и начертал им круг, а в нем крест. Водяной столб действительно, прошел мимо, не причинив каравеллам никакого вреда.

Впоследствии Колумб в письме к королю рассказывал о страшных бурях и грозах, которые ему пришлось перенести:

«Девять дней я был словно потерянный, утратив надежду на то, что мне удастся выжить.

Никому еще не приходилось видеть такое море – бурное, грозное, вздымающееся, покрытое пеной. Ветер не позволял ни идти вперед, ни пристать к какому-нибудь выступу суши. Здесь, в море цвета крови, кипевшем словно вода в котле на большом огне, я задержался на некоторое время.