Анна Антоновская - Время освежающего дождя (Великий Моурави - 3)

Неизвестно, по какой причине Георгий Саакадзе не выехал встречать Теймураза, царя-поэта. Быть может, вынужденный государственной необходимостью снова возвести на трон Теймураза, в душе опасался властного и упрямого кахетинца, оставляя за собой право в будущем обуздывать "навязанного" духовенством и княжеством царя? Быть может, хотел показать Теймуразу, что не собирается уступать ему власти Моурави? Как бы то ни было, но распрощался он с дружественным замком, лишь когда прискакали гонцы и сообщили, что караван Теймураза приближается к Мцхета.

Накануне Саакадзе осторожно намекнул Мирвану Мухран-батони о желательности присутствия его в первопрестольной.

Прощаясь, старый князь обещал не позднее чем через три дня прибыть со всеми сыновьями на коронование Теймураза.

Красив Мцхета в дни цветения мая, когда неукротимо несет свои тяжелые воды древняя и вечно юная Кура, а белая целомудренная Арагви устремляется к ней, забросав прозрачные рукава. А на горах леса шумят так задорно, словно впервые нарядились в весенний наряд, и в зеленом буйстве ветвей хлопотливо перекликаются голубой дрозд и розовый скворец. А там, на крутом кряже, в глубинах запутанного орешника, перекрывая урчание пушистого зверя, призывно кричит олень.

Но съехавшееся княжество не слышит упоенных голосов, не чувствует пьянящего благоухания весны. Даже праздничный звон не может пробудить в них живого отклика. Они всецело поглощены суетой.

Сопровождаемый католикосом Евдемосом, Даниилом - архиепископом Самтаврским, Агафоном - митрополитом Руисским, Филиппом - архиепископом Алавердским, Арагвским Эристави Зурабом, Ксанским Иесеем и свитой из кахетинских и картлийских князей, царь Теймураз приближался к собору Двенадцати апостолов.

На двадцать конских шагов впереди царственного каравана ехали тридцать два всадника в шишаках и кольчугах, по четыре в ряд, на вороном, белом, золотистом и гнедом скакунах. Время от времени чередуясь, шестнадцать всадников вскидывали длинные тонкие позолоченные трубы и выводили воинственные рулады. Несмотря на ярко слепящее солнце, остальные вздымали шестнадцать узких медных факельниц, из которых подымался густой красный огонь. Отблески его изменчиво играли на знаменах Картли и Кахети.

Крест на куполе, обвитый красным шелком, означал будущее благополучие народа при новом царе. Звонко растекалось песнопение: "...Храни, всевышний обоих царствий, молитвами всех святых непобедимого царя царей, возвеличи тобою достойно венчанного, да падут все враги его и супостаты царства под ноги его непобедимою силою твоей десницы. Аминь! Да будет!.."

На паперти собора сплоченными рядами чернело и белело в греческих клобуках духовенство картлийское и кахетинское. Впереди, в новых саккосах, Феодосий - архиепископ Голгофский, настоятель Кватахеви Трифилий и тбилели поднятием крестов приветствовали царя.

Это уже не был изгнанник, ожидающий помощи русийского двора или Рима. Он сверкнул красноватыми белками и надменно бросил поводья подбежавшему молодому князю Чолокашвили. На полосатом атласном азяме переливался изумруд и жемчуг, вокруг шеи вился золотой жгут, на замысловатом тюрбане колыхались белоснежные перья, перехваченные рубинами.

И от его властной походки и повелительного взгляда радостно забились сердца князей и священнослужителей: "Наконец грядет настоящий царь!"

Приветливо улыбались царица и царевна Дария, а семилетний царевич Давид лихо спрыгнул с коня и последовал за отцом.

"Вот здесь, где недавно шах Аббас любовался пожарищем, - думал Теймураз, - сегодня он, царь двух царств, обмакнет перо в багряные чернила и начертает о себе оду прославления". Предвкушая этот час, Теймураз не заметил, кто подвел его в храме Двенадцати апостолов к трону грузинских царей.

Беспокойное оживление царило в огромном доме католикоса. Суетились придворные князья, монахи, принимая богатые дары. Особенно восхищали изысканные приношения царской семье от фамилии Мухран-батони. Старый князь сдержал обещание и прибыл со всеми сыновьями.

Поражали расточительные подарки сдержанного Зураба Эристави. Шелк, бархат, парча легли у ног царицы и царевны. Большой ларец из розового дерева, наполненный жемчужными нитями и запястьями, пленил царицу и вызвал легкую усмешку царевны Дарии. Арабского скакуна под бархатным седлом, расшитым золотом и каменьями, благосклонно принял от Зураба царь Теймураз.

Своего мучительного состояния Зураб сам еще не понимал. Не его ли обязанность вызволить прекрасную Магдану? А разве он так уж влюблен? Разве не ради достижения своих замыслов решил породниться с Шадиманом? Но теперь есть ли нужда в этом, когда так глупо профазанил князь не только дочь, но и заговор?