Е Громов - Николай Губенко - Режиссер и актер

Но это - не единственная и, пожалуй, даже не главная причина наших бед и неурядиц. Сама коррупция питается и провоцируется фактической разлаженностью хозяйственного механизма и тем тотальным дефицитом, который стал неотъемлемой чертой советского социализма. Все это с ужасающей наглядностью проявляется в экстремальной ситуации, когда в какой уж раз приходится испытывать наше исконное народное терпение, добиваясь положительных сдвигов и успехов ценой непомерного напряжения воли и сил. Героизм на дефиците и бесхозяйственности.

Когда я смотрел "Запретную зону", то невольно вспоминал первый полнометражный фильм Губенко "Пришел солдат с фронта". В нем тоже шла речь о восстановлении разоренного села, только не от страшного смерча, а от военных действий. И снят был тот фильм, может быть, с меньшим мастерством, но в той же экспрессивно-документальной манере, в которой, как в почке, заключался будущий губенковский кинематограф. Концептуально же - это во многом совершенно разные произведения. Первое наполнено романтическим пафосом утверждение, во втором - явно преобладают горечь и отрицание. Да, кто мог предполагать в 1971 году, когда на экран вышла лента "Пришел солдат с фронта", что в нашей жизни все так развалится и советское общество охватит тотальный кризис. И ввергнет в него бездарная политика той самой коммунистической партии, в которую многие из нас тогда еще искренне верили и членами которой являлись.

Вернусь к "Запретной зоне". Ставя этот фильм, Николай Губенко отнюдь не старался "пересидеть" сложившуюся политическую ситуацию, дождаться тихо ее большего самоопределения. Он хотел во весь голос сказать о наболевших социальных проблемах и коллизиях. Комиссия по ликвидации последствий стихийного бедствия, при всех своих усилиях и даже, если бы ее не заправлял там хозяйственными делами жулик Забродник, была не в состоянии обеспечить стран пострадавших в нужной мере ни жильем, ни стройматериалами, ни денежным вспомоществованием. И эти пострадавшие привычно вынуждены "выбивать" из начальства и разного рода контор элементарно необходимое для обустройства жизни. Те же злосчастные доски. В любом цивилизованном государстве тебе тотчас доставят их по первой просьбе. В советской же великой державе люди ради их приобретения (зачастую за собственные деньги) должны из себя выходить, унижаться, кланяться, брать за горло, пускаться во всё тяжкое.

Обездоленный народ. Но, о чем тоже говорит Губенко с пронзительной болью, он и сам немало виноват в своем уничижении. И не только потому, что, в глобальном масштабе, допустил столь вопиющий дефицит и административный произвол. Но и по более простым основаниям. Люди в нашей стране зачастую до сих пор не хотят и не умеют действовать сообща. Издавна считалось, что общая беда сплачивает, объединяет. А жителей далекого села Воздвиженское она, скорее, раскалывает, озлобляет. Всеми правдами и неправдами чуть ли не каждый тянет в свою сторону и волком глядит на соседа. Вокруг государственной помощи плетутся интриги вполне коммунального уровня.

Снова обращаюсь мыслию к фильму "Пришел солдат с фронта". Как дружно и споро отстраивалась спаленная войной русская деревня! Где ныне эта дружность? В интервью, данном газете "Известия", Губенко вспоминал "трудное послевоенной время, когда мы чувствовали себя как бы единой семьей города, двора, коммунальной квартиры. Люди делились с ближним последним и очень дорогим тогда куском хлеба"5.. Положим, не все делились, и не все жили единой семьей. Но многие, действительно, приходили на помощь порою совсем к далеким им людям.

Можно ли усмотреть в этих словах Губенко ностальгию по сталинским временам? Нет, тут дело гораздо сложнее. Восприятие прошлого, дней молодости у поколения Губенко, да и моего тоже, носит неизбежно противоречивый характер, что, в конечном счете, отражает противоречивость нашего исторического развития. В сталинскую эпоху десятилетиями насаждался в людях страх, подозрительность, недоверие друг к другу. Но насаждалась также и цепко вживалась в сознании культовая мифология морально-политического единства, созвучная в некоторых своих параметрах многовековым традициям соборного мироощущения русского народа. И нельзя не признать, что эта мифология, так или иначе, цементировала общество. Сплачивающим наш народ могучим фактором явилась Великая Отечественная война, когда сложилась психология боевого и победоносного братства. Его тоже не надо идеализировать, но и отрицать невозможно.