Юрий Воробьевский: Пятый ангел вострубил

Все открыто тайновидцам. Вспоминаю фреску в афонском греческом монастыре Дионисиат. Она написана в XVI веке. В ее центре – атомный гриб. А рядом – пикирует с неба, наподобие бомбардировщиков, огромная саранча. Падает звезда Полынь. И Ангел с трубой… Пятый Ангел. Уже вострубил.

P.S.Книга продолжает тему, начатую в моих работах «Шаг змеи» и «Падут знамена ада». Это еще одно напоминание – не саранчи, не Аваддона-губителя пугаться надо. Боящийся Бога не страшится бесов. Диавол, слуги его и нераскаянные грешники низвержены будут в бездну. В то «пространство», где нет дна!

Это были времена, когда внизу, по брусчатке Красной площади, еще двигались первомайские демонстрации, а над ними, в небе Москвы, уже совершались демон-страции иные. Неслась на шабаш булгаковская Маргарита. Летела не на метле, а на бешеной энергии миллионных тиражей. Скромный «альтист Данилов», оказавшийся матерым бесярой, вился со товарищи вокруг Останкинской телебашни. Что им там надо было? Настраивали антенны на прием инфернальной информации? Как и у всякого «настоящего русского интеллигента», каждая катастрофа мира отзывалась в добром сердце Данилова болью. Прямо как у его коллеги Ростроповича.

Тогда же по Тверскому бульвару пошли под ручку хармсовские «Пушкин» с «Гоголем»… Любопытные старушки вываливались из окон, а читатели Хармса – из привычных представлений о литературе. Многие расшибли голову очень сильно. Все было так, словно кто-то «разрешил» юмор абсурда. И черный юмор. Прямо на глазах у партийных органов «трамвай переехал отряд октябрят».

Интеллигенция почувствовала «свежий ветер перемен». И замечтала: наконец-то, вот-вот востребуется весь ее, накопленный в кухонных разговорах, потенциал. Диссидентствующая публика достала все свое заветное. Оно оказалось «фигой» в кармане. Потом станет ясно: все, кто не успел продать этот товар на Запад десятилетием раньше, «пролетают». «Фиги» стремительно дешевели. И в устройство столь желанного «рыночного механизма» представители этой безумной прослойки скоро впишутся деталью под названием «челнок».

Шла эра «просвещенного правителя» России – Горбачева. Доморощенные либералы ждали от него какой-то свободы, как в свое время, – от Александра I. Что ж, как и тот, «Горби» открыл дорогу в Россию целой стае миссионерствующей саранчи.

Главным идеологом стал А.Н. Яковлев. На XXVIII съезде КПСС он выдал нелепую, безграмотную тираду, которая явилась партийной установкой «курса на рынок»: «Христос, как известно, в свое время изгнал фарисеев, то есть купцов и менял (!? – Ю.В.), из храма, предназначив свою религию бедным. Было это около двух тысяч лет тому назад. И лишь полтора года тому назад, через несколько веков после Реформации, Ватиканом было публично признано, что только заработанное богатство помогает очищению души и ведет в рай, что предпринимательство надо поддерживать…» Абракадабра, конечно. Но именно на абракадабрах строятся многие заклинания нечистых духов. Так, под аплодисменты партийной элиты, вызывался дух маммоны: «Неужели, товарищи, своими схоластическими спорами вокруг рынка мы повторим эти рекорды запаздывания?» Аплодировали все: и председатели подлежащих разорению колхозов-миллионеров; и «крупные советские ученые», никак не ожидающие прекращения госфинансирования; и генералы, которых вскоре отправят в отставку…

А как рукоплескали «шестидесятники»! И смелели с каждым хлопком. К началу девяностых они уже могли нести свои «ценности» в массы, став главными редакторами журналов, маститыми поэтами и режиссерами. Тридцать лет назад, общаясь на сленге, они называли себя так: «человек, уважающий американскую культуру», сокращенно – «чувак». Набравшись респектабельности, чуваки, показали эту культуру и всему народу.

Зарубежная пресса дала Яковлеву странный титул «архитектора перестройки». Это уже потом бывший премьер-министр Валентин Павлов припомнит: он проводил встречи на высшем уровне, о которых знали только Горбачев и Яковлев, и участники которых со стороны Запада не скрывали своего масонства.

Вскоре «по просьбе иностранных издателей» Горбачев напишет книгу «Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира». Среди туманных пассажей автора необычным намеком прозвучит и такой: «Вот если видишь эту высокую цель – сияющий Храм на высоком холме, тогда самые тяжелые камни – легки, самый изнурительный труд – удовольствие». О каком храме он мог писать, если и по сей день называет монастырь «комплексом»?!