Сергей Минаков - 1937. Заговор был

«Было у нас тревожное настроение, — записал фон Лампе в своем дневнике самые важные сведения, полученные им 24–27 марта 1920 г., — большевистское радио много говорило о торжественном заседании в Москве в Ц.К. по поводу взятия Новороссийска. Какая ирония: Тухачевский бьет Деникина! Не Наполеон ли?» Так первый раз фон Лампе упомянул в своем дневнике Тухачевского, хотя из сделанной им записи не ясно: знал ли он, что этот, показавшийся ему новым «Наполеоном» «красный маршал» его однополчанин-семеновец. Пожалуй, что нет. Такое мнение возникает из контекста другой, более поздней его дневниковой записи.

В июне 1920 г., во время советско-польской войны, прочитав газетную статью «Красные генералы», цитируя фрагменты этой статьи, наиболее его заинтересовавшие, он записал, что «европейские корреспонденты» «интересуются новым главкомом советской армии Тухачевским, бывшим подполковником царской армии. Английская печать окружила эту фигуру, «взнесенную на гребень революционной волны, ореолом какой-то особенной славы и таинственности». Фон Лампе не мог удержаться от комментария к прочитанному, вновь столкнувшись с сообщением о «красном генерале» с фамилией Тухачевский. «И когда читаешь подобные корреспонденции, — записал он свои впечатления о нем, — становится действительно непонятным, кто такой этот красный герой, вынырнувший из мрака неизвестности, ловкий приспосабливающийся авантюрист или новый Наполеон, временно укрывшийся под личиной пролетарского генерала».

Любопытно, что фон Лампе не ставит знак равенства между «авантюристом» и «Наполеоном». Наполеона же он понимал не как революционного генерала, искренне примкнувшего к якобинцам и уже в ходе последующей эволюции революционного процесса и его деятелей превратившегося в диктатора Наполеона. Для фон Лампе Наполеон это изначально генерал, настроенный контрреволюционно и лишь временно скрывающий свою контрреволюционность. В таком смысле «новый», «русский» или «красный Наполеон» — это для фон Лампе не революционный генерал, из которого может вырасти «революционный диктатор», а уже сложившийся «контрреволюционный диктатор». Так что гадательные предположения белого генерала имели в виду не полководческие «наполеоновские» качества «красного генерала» Тухачевского, а главным образом его диктаторский потенциал. Во всяком случае, в его победоносности он стремился угадать диктаторские, «бонапартистские» мечты.

Фрагмент фразы «кто такой этот красный герой, вынырнувший из мрака неизвестности», повторюсь, позволяет считать, что, говоря о Тухачевском в двух цитированных выше дневниковых записях, фон Лампе еще не идентифицировал его как своего однополчанина. Эта фамилия пока лишь пробудила его интерес, и только следующая дневниковая запись, датированная 7 ноября 1920 г., указывает на то, что к этому времени фон Лампе уже знал, что Тухачевский — это его однополчанин.

Комментируя персональный состав Особого совещания при Главкоме Каменеве, учрежденного в ходе советско-польской войны и представленного в газетной статье «На службе у большевиков», фон Лампе записал: «Кое-кто из очень хороших моих знакомых — Зайончковский, Гиттис, Лазаревич и т. д. Да и наш семеновец Тухачевский!» Следует отметить, и это немаловажно, что фон Лампе назвал Тухачевского «нашим семеновцем». Чувство «полковой солидарности», принадлежности к «семеновской семье», пожалуй, даже подавляло в нем, убежденном белогвардейце, естественное чувство политической враждебности к Тухачевскому как «красному генералу». Похоже, фон Лампе испытывал даже что-то родственное чувству гордости за Тухачевского: хоть и «красный», но все-таки «наш, семеновец!». «Знай наших!»

Не задерживая внимания на «бонапартистских» расчетах фон Лампе на Тухачевского в 1922–1924 гг., о чем было уже упомянуто ранее и достаточно детально освещалось в моих предшествующих книгах, остановлюсь на интересе генерала к маршалу, оживившемся в связи с визитом советского военачальника в Лондон и Париж в январе — феврале 1936 г.

Фон Лампе пристально следил за публикациями в прессе. Прочитав газетную статью, откликнувшуюся на гибель Тухачевского, он, не удержавшись от комментария, написал: «Он был именем — этого уже достаточно, чтобы его ликвидация показалась полезной Сталину и его безымянному окружению».

Письмо же фон Лампе другому ветерану Белого движения генералу Н.В. Шинкаренко в июле 1937 г., в связи с расстрелом маршала, позволяет отчасти прояснить содержание таинственной встречи маршала Тухачевского 20–21 февраля в Берлине с представителями РОВС. Вряд ли такая встреча могла состояться без участия фон Лампе, руководившего II отделом РОВС (по Германии и др. близким к ней странам), находившимся в Берлине. Это касается и содержания его беседы со Скоблиным.