Юрий Пивоваров: Русская история в зеркале русской мысли. Лекции.

Но вернемся к его "Записке о древней и новой России". А что, собственно говоря, в ней было? Что он там такого написал? А он написал такое, что при царях ее никогда не публиковали. Никогда. Она была практически не известна русскому обществу. Никогда при царях нет. Так, какие-то выжимки, какие-то кусочки. А частично ее опубликовали лишь перед революцией. А потом опять при советской власти перестали публиковать. И вновь, по-настоящему, полным текстом опубликовали уже во времена Горбачева, когда была гласность, перестройка, свобода и так далее. То есть, это удивительное произведение, которое двести лет практически русские люди не знали. И, тем не менее, это произведение произвело огромное влияние на все. Это был манифест русского консерватизма. "Записка о древней и новой России, ее гражданском и политическом отношении". Так начинается русское охранительство. Так начинается великий русский консерватизм. Смысл консерватизма заключается в том, что если общество не готово к реформам, лучше их не делать. Всякая реформа -- это всегда риск. И это не благо. Реформа -- это последнее дело. К реформе надо прибегать только тогда, когда уже других методов нету. А каких других методов нету? Карамзин был теоретиком, идеологом, певцом, представителем вот этого самого гражданского общества. Он считал, что общество должно развиваться само, изнутри, органично. И власть своим хирургическим ножом должна внедряться в это общество очень осторожно. То есть всякая реформа, это лишь... Ведь мы идем к хирургу и врачу, идем лечиться и на операцию, когда нам больно, плохо. А так мы стараемся, так сказать, этого не делать. Так примерно думал Карамзин и по отношению к обществу. Поэтому он считал, что реформы, которые затеял Александр Первый со своим первым министром Сперанским, они опасны для русского общества. Они инородны. Это известно, что после каждой операции человеческий организм год или полгода приходит в себя. А внедрение нового органа вообще часто не совместимо. Примерно так же, разумеется, все эти медицинские аналогии принадлежат мне, а не Николаю Михайловичу, но примерно так же он думал о всяком таком реформизме, прогрессизме и так далее. Очень надо действовать осторожно. Это первый русский консерватор. Первый русский охранитель. И вообще, в нашей традиции к нему относятся плохо. Я должен вам сказать, что, конечно, это великие люди, потому что они думают об обществе. Я уже в своей жизни пережил несколько очень серьезных, радикальных реформ в политике и экономике, и не могу сказать, что все они были благодетельны для меня, тогда представителя гражданского общества, как для обычного человека, и для моей страны. Карамзин прекрасно это понимал, потому что он знал опыт Французской революции. Когда крутыми реформами, революционными мерами разрушили французское общество, которое столетиями слагалось. Хотя имело, конечно, недостатки. И в этом смысле он призывал к осторожности, к чуткости. Это одно. Второе. Как он пишет. Когда он пишет историю, как он ее называет? "История государства Российского". Он не называет ее "История России" или "Российского общества" или "Российская история". То есть, что он делает? Он редуцирует. Слово "редуцирует" понятно, да? То есть сводит, сокращает русскую историю к истории русской власти. К истории русского государства. Он первый говорит о том, что власть есть центральная идея, центральный институт, центральная категория русской истории. Недаром он... А он же художник, он гениальный художник. Он рисует фигуру Ивана Третьего, это дедушка Ивана Грозного. Это конец пятнадцатого, самое начало шестнадцатого века. При котором Московское царство поднимается из небытия и становится великой европейской державой. Он рисует его красками такого… вот он, великий человек, который создал, эта великая власть. И он говорит, что самодержавие, как он говорит, -- это палладиум России. То есть самодержавие -- это вечный институт для России. Что русская власть не должна быть ограниченной ничем. Ну, говоря языком, парламентом, судами и так далее. Русская власть должна быть неограниченной. Потому что вся история русской, русская история -- это история русской власти. И русская власть, когда она сильная, когда она крепкая, когда она мощная, только тогда она может обеспечить России процветание. То есть, с одной стороны, развитие гражданского общества. Но и власть, которая стоит и блюдет, и наблюдает, и учит, и так далее. И он говорит, что, вообще, история русской власти -- это постепенный переход от жесткого самовластия, жестких таких форм управления, к более мягким, просвещенным, умеренным. И что власть, русская власть, она хороша тем, что она не зависит ни от какого сословия. Она для всех. Для всех классов, сословий, социальных, профессиональных групп и так далее. Это, так сказать, такое отеческое правление. Как отцу, все его дети -- старшие, младшие, более глупые, менее умные, -- дороги. Так и власти дороги все представители общества. И он говорит, что за всю историю русских царей, только два были выродки. Это Иван Грозный и Павел. Ну, Павел, это вот отец Александра, сын Екатерины, при котором Карамзин жил. А так, в принципе, -- говорит он, -- безусловно, Россия всегда спасалась самодержавием. Поэтому отбросьте все эти ваши конституционные мечтания, все эти ваши французские затеи, это приведет никуда Россию.