Юрий Пивоваров: Русская история в зеркале русской мысли. Лекции.

Вы ведь тоже читаете очень многие книжки, которые написаны на Западе и которые трактуют нашу с вами жизнь. И очень часто получается так, что эти трактовки, как говорят в науке, неадекватны. Потому что западные науки выросли на анализе собственного опыта. И не всегда работают при совершенно другом опыте. Это не только у нас, это вообще в не-западных обществах. Россия -- это страна не западная. Это в Индии, в Бразилии, в Китае и так далее. То есть всегда возникает проблема понятийного аппарата. Проблема вообще инструмента, с помощью которого можно познать нашу историю. И вот здесь нам в помощь, слава Богу, есть, нам есть, на что опереться. Русская мысль.

Русская мысль. Это особый феномен. Это не значит, что русская мысль и то, что я вам буду сегодня рассказывать, и то, что я имею в виду под этим феноменом, что это вообще, что русские люди на протяжении тысячелетней русской истории думали. Нет. Это особый феномен. Он возник на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого столетий. Ну, примерно два столетия назад. И он закончился примерно в середине двадцатого столетия. Вот когда я родился. Примерно в середине двадцатого столетия он закончился. То есть он прожил-то всего лет сто пятьдесят. Примерно, конечно. Всякие интеллектуальные явления трудно вставить в рамки жесткой хронологии. Но это примерно так. Причем, смотрите, это ведь очень интересные эпохи -- конец восемнадцатого, начало девятнадцатого столетия. И середина двадцатого столетия. Что произошло на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого столетия? Произошла Великая французская революция. Которая как бы покончила с тем, что говорили в семнадцатом, восемнадцатом веке. Вы студенты, вы изучаете эпоху Просвещения. Эпоха Прогресса. Вера в лучшее будущее. Отрицание Церкви. Становление какого-то нового человека. Становление современного мира. И вдруг все это кончилось гильотинами, кровью, которая там лилась, во Франции, по всей, по всей Европе. Кончилась каким-то страшным ужасом, конвульсиями. Да? Говоря красиво, корабль Просвещения разбился о штормы Французской революции. А русские люди ведь учились всему этому. Для них это была трагедия. Как это мы вам сто лет верили. После Петра ведь русские сто лет подражали и учились у европейцев. И вдруг все это рухнуло, и оказалось, что все эти замечательные идеи Просвещения привели к гильотине и к смерти тысяч и тысяч невинных людей. Надо иметь в виду, что Французская революция была не менее жестокой и кровавой, чем впоследствии наша Великая революция начала двадцатого столетия. А что еще произошло? А в это же время в Англии началась промышленная революция. Помните, да? Переход к пару. Пароходы, паровозы. Конец всяких разных ремесленных дел. И начало современного -- промышленности, индустрии. Переход к индустриальному обществу. Мир совершенно изменился.

Мир стал меньше, потому что появляются поезда. Можно быстро ездить. Можно быстро плавать по морю. Можно больше производить, а, значит, и растет уровень благосостояния. То есть мир стал совершенно меняться. До этого он тысячелетиями был примерно одинаковый, что во времена Гая Юлия Цезаря, что во времена, там, я не знаю, Людовика Шестнадцатого, которому отрубили голову. Люди передвигались на лошадях. А уже через пару десятилетий они стали ездить на поездах и плавать на пароходах. Мир совершенно изменился. И все это тоже не могло как-то не зафиксироваться в русском сознании. Тем более, что я напомню вам, и вы это хорошо знаете, и мы уже отчасти об этом сказали, что все восемнадцатое столетие русские прилежно читали западные книги. Освоили иностранные языки, переводили с французского, немецкого на свой родной русский. Постепенно становились образованными европейцами. И вдруг мир стал меняться. Появлялось очень много нового. Ну, например, наполеоновские войны. Это же огромная мировая война, которая шла примерно двадцать пять лет. То есть после революции -- эпоха страшной войны. А война всегда ставит под вопрос старые условия быта, старые условия существования, какие-то нормы морали. Люди меняются в ходе войны, рождается новый человек. И в области интеллекта, в области человеческого познания произошли изменения. Ведь тогда возникли такие крупнейшие идеологии, которые существуют сегодня. И они во Франции возникают. Естественно, Франция тогда -- эпицентр всего нового, в начале девятнадцатого столетия.

Консерватизм. Это Шатобриан. Консерватизм. То есть, не надо бежать вперед. Не надо постоянно делать реформы. Консервировать. Охранять надо. Или либерализм, Бенжамен Констант, тоже Франция. Напротив, это свобода человека. Это тема свободы человека, выбора человека в мире. Романтизм. Ну, тут, конечно, и немцы поработали, и англичане. Здесь не французы. Романтизм -- это, прежде всего, акцент на истории. Это идеализация каких-то прежних порядков. Но в Европе это были феодальные порядки. Это тогда. Кстати, в Европе начался туризм, когда люди стали ездить по старым замкам и смотреть на эти разрушенные замки и, значит, совершенно, так сказать, сходить с ума. Раньше ходили в паломничество к святым местам, а теперь исторические святые места и романтизм заявляют о том, что, вот, замечательная была раньше история. Сейчас, может быть, хуже. Надо туда смотреть. Да? Сегодняшний мир хуже. Или, например, в Германии рождается историческая школа права, которая говорит, что все народы развиваются по-разному. И, например, мы, немцы, у нас... Тогда еще не было единой Германии. Совершенно другие правовые институты. И мы наше право поэтому, историческая школа права, должны строить на изучении этих своих институтов. То есть появляется тема самобытности, оригинальности каждой страны, а не то, что все вовлечены в единый поток. Вот масса всего этого не могла не будоражить русский ум. Но были и русские причины для возникновения оригинальной, самобытной, очень важной русской мысли, необходимой для самопознания. И вот я назвал, может быть, ключевое слово из того, что я сегодня хочу сказать. Что русская мысль -- это опыт коллективного самопознания России.

Читать дальше