Вилем Балинт - Жизнь в родной земле

— Да, это верно, умирали все, в этом отношении действительно никто никаким преимуществом не пользовался. Смерть, в одинаковой степени, косила всех под гребенку.

И я бы сказал — кулак, как более сильный и предприимчивый крестьянский элемент, скорей находил выход из тяжелого смертного положения, нежели бедняк. Что касается человечности у коммунистов, — я уже говорил вам, что у всех у них мозги как то иначе устроены, нежели у нормальных людей.

Однако не могу не констатировать следующие факты, которые даже и меня в свое время приятно поразили: в рядах коммунистов, несмотря на все их жестокости и кажущуюся их сплоченность, по-моему, не все благополучно, так сказать, с коммунистической точки зрения. Как вам известно окончательно я решил покинуть СССР в 1929 году. Об этом я, конечно, не мог тогда не сказать некоторым своим друзьям-коммунистам. Ах, как они тогда меня отговаривали уезжать! И, наконец, видя что я свое решение уже не изменю, молящими словами просили: «ты-ж, дорогой дружок, Ванюша, не говори, пожалуйста, там заграницей никому о том, как у нас в действительности живется, о постигших нас неудачах, ведь ты и сам прекрасно знаешь, что это лишь временные перебои и неудачи. Вот скоро-скоро другая жизнь наступит — радостная, богатая и веселая.

Этих ребят коммунистов я снова встретил весной 1937 года. Когда узнали, что я не сегодня-завтра могу уехать к себе на родину, чуть было от радости меня не расцеловали. Ох, как эти люди, с партийными билетами в кармане, мне завидовали! По случаю встречи со мной и моего отъезда в Европу устроили даже пьянку, так сказать сие событие вскропили.

Говорится, что у трезвого в голове, то у пьяного на языке. Мне просто не хотелось верить, что это те старые, заядлые коммунисты, которые когда то так упорно стремились уговорить меня не покидать СССР. Речь, при последней встрече, шла совсем в другом тоне и форме.

«Ах, Ванюша дорогой, ты счастливец из счастливцев, что можешь покинуть этот всеобщий б…. Эх! отчего мы не родились иностранцами! Ну, ничего, дорогой, такая судьба. Но тебя, дорогой друг, покорнейше, искренне и глубоко просим, когда будешь у себя дома — в Европе, говори всем и вся, что здесь у нас творится, какие непорядки, и в какое невыносимое, тяжелое положение попал простой рабочий люд. Греми, если можешь, там на целый свет, что наш народ сейчас живет хуже чем кто либо другой на свете. Даже, тот наипримитивнейший последний чернокожий и тот имеет больше прав, нежели наш русский. Говори всем и вся, что советский народ ждет, как утопающий, помощи от своих братьев в Европе. Наибольшее желание этого народа, это чтобы чертей в образе Сталина и Ко., вцепившихся в горло народа, как можно скорее взял к себе сам Сатана. Не забудь же нашу просьбу. А теперь, дорогой, на прощание поцелуемся».

Расцеловались. И, о ужас! Неверилось! Из глаз моих друзей-коммунистов, на их совести было, вероятно, не мало загубленных собственными руками жизней, текли ручьем слезы.

Видел я в сумбурно-сложившейся своей жизни всякие виды, жизнь научила быть стреляным вороном, но это явление и для меня показалось все-таки невероятно сильным табаком. Когда разошлись и были от себя уже на большом расстоянии, еще раз громко закричали: «Ванюша, не забудь исполнить нашу просьбу!»

— Вот, на основании этого, судите сами, как хотите, — продолжал рассказчик, — лично полагаю, чтс у этих коммунистов, мозги как будто снова начинают попадать в свое нормальное положение, видимо совесть заговорила.

Поразило меня также и следующее явление, свидетелем которого пришлось невольно мне быть. Должен вам сказать, что получить разрешение на выезд из СССР, будучи даже иностранцем, это страннейшая процедура и волокита. Если бы было необходимо мне еще раз получать это разрешение, предпочел бы себе пулю в лоб пустить, нежели снова пройти через это чортово чистилище. Столько надо было провести всяких формальностей! Столько раз пришлось за получением самых различных бумажек посетить различные учреждения — просто ужас! Бюрократизм граничащий с глупостью там невероятный. И вот, во время всяких этих посещений различных правительственных учреждений я столкнулся очень близко с советкими чиновниками-коммунистами, а то — начиная самым грозным человеком в Ростове — председателем местного ГПУ и кончая самым обыкновенным писаришкой в каком либо одном из бесчисленных управлений.

Бывали случаи, что вот такой чиновник-коммунист мучил меня часа два-три, хотя дело могло быть закончено за 5 минут. Всякими способами старался уговорить меня принять Советское подданство, и не ехать домой. Показывал мне всякие фотографии, как будто из-за границы, заграничные газеты и тому подобное. Мое положение в таких случаях бывало очень тягостное. Согласитесь сами с тем, что я не мог ему сказать то, что было в мыслях: «Да пошел ты к чорту, сволочь, знаем вас вдоль и поперек, теперь уж не надуете, двадцать лет, так себе, ляснулись не за понюшку табаку. Довольно языками мотать, жизнь не стоит, стареем, а у тебя ни кола, ни двора»