Андрей Фурсов - Колокола истории

Иная ситуация, например, в Китае. Там к моменту «коммунистической революции» не было ни гражданского общества, ни сколько-нибудь заметного обособления друг от друга различных сфер общества. «Коммунистическая революция» органически легла здесь на некий социально-монолитный, гомогенный тип, который исторически не подрывается ни рынком, ни экономизацией. Поэтому восторги наших как «патриотов», так и «демократов» по поводу успехов экономической реформы в КНР, «китайского пути к рынку» напрасны. Это — не для нас и не про нас. Не про СССР-Россию. У нас так не выйдет. Экономизация жизни, рынок не подрывают основ китайского общества, они в течение тысячелетий были органично вплетены в его ткань, и «китайский коммунизм» лишь на краткий исторический миг, какие уже случались и раньше, приглушил их. А ныне «усилил звук» без ущерба для себя, напротив — с пользой. В этом смысле Китай, закаленный отрицанием капитализма, вступает в XXI в. чем-то вроде социального киборга, которого извне уже едва ли чем проймешь. Поэтому Китай отличается от всех коммунистических обществ настолько, что у меня есть сомнения в правомерности применения самого термина «коммунизм» к Китаю, КНР. Не имеем ли мы здесь дело с каким-то иным явлением, которое мы недальновидно и самоуверенно, коммунизмоцентрично заталкиваем в коммунизм? «Российско-советский коммунизм» сомнений не вызывает, «танковый» (Восточная Европа), «сахарно-банановый» (Куба, Никарагуа), «пальмово-веточный» (Мозамбик) — тоже. А вот «конфуцианский коммунизм» — это уже сложнее. Нам всерьез предстоит думать над проблемой «китайской системы». Нам — это и миру в целом, и особенно России. Это — наша экзистенциально-геополитическая проблема, которая не только не помещается в рамки «капитализм-коммунизм», но и существует главным образом не в их плоскости. В отличие от этого Россия, русская система всегда была тесно связана с Западом, с капиталистической системой. Наличие в русской истории петербургской фазы и обусловило возникновение русского коммунизма в XX в.: именно в течение этой фазы возник, сформировался «западноподобный», функционально-капиталистический объект отрицания. Именно петербургское самодержавие «сработало общество», на костях которого коммунизм должен был устроить самого себя и свой пир.

Пир коммунизма — на костях старой России, на костях того нового, что возникло в России после 1861 г., того, что предстояло перемолоть в новой России и ее окрестностях, — был пиром победителей. Эти люди победили потому, что предложили оказавшееся в наибольшем соответствии с практикой и логикой развития Русской Системы решение противоречия между субстанцией и функцией, содержанием и формой капитала. Коммунизм стал таким решением, которое превращало функциональные аспекты капитала (социальные, духовные) в системообразующие объекты собственности. Точнее — «властесобственности», а еще точнее — однородного присвоения, которое не породило и не обособило в качестве своих особых форм власть и собственность. Внешне же это больше походило на власть, чем на собственность.

Коммунизм разрешал главное противоречие Капиталистической Системы не на уровне непосредственно материального производства, не в предметно-вещественной сфере, а за ее пределами, на уровне социально-политических и духовно-идеологических форм. Но системно отрицая капитализм, коммунизм уничтожал политику и идеологию как таковые и превращал их в отношения по поводу социальных и духовных факторов производства, т. е. в производственные отношения специфического типа. С этой точки зрения, коммунизм социогенетически есть опроизводствление, «материализация», «овеществление» политики и идеологии.

Здесь с особой очевидностью проявляется не просто отличие, а диаметральная противоположность коммунизма любым формам тоталитаризма. Эти формы использовали политический и идеологический контроль для регуляции капиталистической эксплуатации и т. д., но не превращали этот контроль в комплекс производственных отношений по поводу социальных и духовных факторов производства. Коммунизм же превращал контроль в своеобразные производственные отношения, тем самым делал ненужными и уничтожал капитал, частную собственность, политику, государство, гражданское общество, идеологию. Причина сверхакцентирования социальных и духовных факторов производства при коммунизме заключалась не в том, что был достигнут высокий уровень развития материального производства и общество шагнуло на следующие, более высокие и сложные ступени производственной пирамиды. Напротив, опроизводствление непроизводственных, нематериальных и внеэкономических факторов было результатом и следствием относительно низкого уровня развития материального производства (при его быстрых темпах) и еще меньшей развитости капитала-субстанции, с одной стороны, при вовлеченности, тесной включенности в мировую капиталистическую систему и быстром развитии функциональных органов и форм капитала, разрушавших социальную ткань общества, но не предлагавших взамен никакой другой субстанции — с другой.