Дмитрий Волкогонов: Ленин

Когда обескровленная Россия после гражданской войны лежала в руинах и казалось, что, наконец, жестокость отступит, ведь на дворе была уже середина 1922 года, Ленин напомнил, что, хотя „насилие не наш идеал", без него, насилия, мы жить не можем. Даже если речь идет об идеях, взглядах, духе человеческом.

Ленин не раз (юрист по образованию!) своими записками и указаниями стремился ужесточить революционные „законы". Именно ему принадлежит идея расстреливать людей за антисоветскую агитацию. По его настоянию идея обрела „плоть" уголовной статьи.

Только за антисоветскую агитацию и пропаганду или одно содействие ей могли отобрать жизнь! Так устанавливал Ленин. Эти положения вошли затем в печально знаменитую статью 58 УК РСФСР и ее модификации. Так было очень долго. Разве это могло пройти бесследно для нашего сознания? Разве стоит удивляться воинственной непримиримости по отношению ко всем, кто мыслит иначе? Мы (я говорю о среднем и старшем поколениях) воспитаны на ленинской методологии. Ленин как олицетворение радикальной части русских марксистов является истоком тотальной идеологической нетерпимости.

Сделав в свое время (наряду с партией) своим любимым детищем Всероссийскую чрезвычайную комиссию - карательный орган диктатуры, Ленин этим самым повлиял на мироощущение коммунистов. Он смог „доказать" и убедить партию, что аморальность, если она в интересах партийного дела, может быть „моральной". Это быстро усвоили. С.И.Гусев (Я. Д. Драбкин), член ЦКК, в своем выступлении на XIV съезде партии заявил: „…Ленин нас когда-то учил, что каждый член партии должен быть агентом ЧК, то есть смотреть и доносить… У нас есть ЦКК, у нас есть ЦК, я думаю, что каждый член партии должен доносить. Если мы от чего-либо страдаем, то это не от доносительства, а от недоносительства… Можно быть прекрасными друзьями, но, раз мы начинаем расходиться в политике, мы вынуждены не только рвать нашу дружбу, но идти дальше - идти на доносительство" 23 23. XIV съезд ВКП(б). Стенографический отчет. М.-Л, 1926. С. 600-601. . Эти страшные откровения нет нужды комментировать; так думали очень многие. Ленинская идейность одевала тогу полицейщины и политического сыска. На многие десятилетия.

Говорят, и этому есть косвенные свидетельства, что на пороге черты, отделяющей бытие от небытия, Ленин ужаснулся тому, что он сделал, и был готов многое пересмотреть. Не знаю. Не уверен. Этого доподлинно никто уже не в состоянии доказать. Духовные миры исчезают навсегда одновременно с их носителями. Даже если Ленин, во что верится с трудом, хотел бы многое из созданного изменить, все намерения и мысли немого Ленина были похищены у него смертью. Может быть, в этом одна из многих граней личной трагедии этого человека.

Мы долго и часто говорили, что Ленин не успел с помощью нэпа построить „настоящий социализм". Но, внимательно вчитавшись, как он понимал эту „новую политику", отчетливо слышишь в ней старые большевистские мотивы. Для Ленина нэп - это взнузданный капитализм, который в любой момент можно „прихлопнуть". Когда появились сообщения об экономическом грабительстве нэпманов, Ленин среагировал быстро: „…нужен ряд образцовых процессов с применением жесточайших кар. НКЮст, кажись, не понимает, что новая экономическая политика требует новых способов новой жестокости кар" 24 24. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 54. С. 160. .

Выделенные Лениным слова не оставляют сомнений в том, какие методы „вождь всемирного пролетариата" намерен применять и впредь. Ленин никогда и не скрывал: созидание нового мира возможно лишь с помощью гильотины насилия. „Величайшая ошибка думать, - писал он Л.Б.Каменеву в марте 1922 года, - что нэп положит конец террору. Мы еще вернемся к террору и к террору экономическому" 25 25. Там же. Т. 44. С. 428. . Что правда, то правда. Террора было вдоволь всякого: физического, духовного, экономического. Мы его осудили спустя десятилетия, стыдливо уходя от ответа: кто же его начал, кто возвел его в святыню революционных методов?

Трудно сомневаться в том, что Ленин хотел земного счастья для людей, точнее тех, кого именовал „пролетариатом". Но полагал при этом совершенно нормальным творить это „счастье" на крови, насилии, несвободе. Во всяком случае, как выяснилось довольно скоро, октябрьская победа, фантастически неожиданная, нелепая, сказочно легкая, была непреходящим симптомом грядущего поражения не только Ленина, но и ленинизма. Судьба этого человека, как болид на темном небосклоне, оставила кровавый революционный автограф, который и сегодня читают по-разному…