При обследовании закрытой приказом уездного ревкома церкви Сорокин увидел, как из ее подвала красноармеец-повар выносил какие-то черные доски и сваливал у походной кухни. Сорокин взял одну такую доску и обомлел: по ней бежали ровные строчки букв. Он вырвал из рук повара вторую доску, которую тот уже запихивал в топку, и постарался разъяснить ему, что он жжет. "Поповский дурман, - ответил повар без тени сомнения. - Мне приказали спалить это". - "Кто приказал?" - "Во-он тот начальник из уезда", - указал повар на смуглого худого парня в очках. Сорокин набросился на парня: "Это же старинные печатные доски, как вы могли отдать приказ жечь их?!" - "Ну и что, - ответил тот, - а вы посмотрите, что на них. Текст "Апостола". Нужен он народу?" Повар, которого такое сухое топливо очень соблазняло, принялся запихивать в топку очередную доску. А когда Сорокин вырвал у него и эту, он схватил с повозки карабин, лязгнул затвором: "Ах ты, контра недорезанная, поповская! Чего из рук рвешь! Мне обед варить надо!" На счастье, случился поблизости комиссар, и все уладилось.
Вот и сейчас, когда Сорокин услыхал от фельдшерицы об уполномоченном из уезда, у него защемило сердце. Разрушать церковь, которой без малого четыреста лет? Нет, он не даст этого сделать, постарается не дать, как-никак мандат у него авторитетный.
В начале улицы они повстречали мужчину в матросском бушлате и в тельняшке, без шапки. Тот шел неторопливо, уверенно, немного враскачку, как ходят по палубе корабля во время болтанки.
- Булыга, председатель, - сказала фельдшерица, и лицо ее засветилось, как и тогда, когда она первый раз назвала его фамилию.
Сорокин поздоровался с Булыгой, сказал, что прибыл по командировке, попросил помочь с ночлегом и столом. Достал из кармана мандат.
- Лады, - пробасил Булыга, но мандат читать не стал. - Верю, что командированный. - Говорил с Сорокиным, а сам веселым глазом поглядывал на фельдшерицу. Та ему тоже улыбалась, и, насколько понял Сорокин, в этот момент им обоим было не до него.
Однако и о Сорокине Булыга не забыл.
- Катерина, - положил фельдшерице руку на плечо, - может, взяла бы товарища на квартиру? Место же есть.
Катерина молча кивнула, не переставая улыбаться.
Булыга пошел своим путем, а Катерина, проводив его взглядом, сказала Сорокину:
- К батюшке Ипполиту вас отведу:
- Ну и отлично, - ответил Сорокин, - он и расскажет мне про церковь.
Священник захаричского прихода Ипполит Нифонтович оказался отцом Катерины. Это его подлечить она приехала. Дом их стоял в глубине улицы, ближе к Днепру. Дом бревенчатый, с веселыми окнами, крытый гонтом, или, по-здешнему, дором.
Батюшка Ипполит в полушубке внакидку и в валенках, с острой седой бородкой, сидел на крыльце и читал газету, отдалив ее от глаз на всю длину рук. Увидев дочь с незнакомым человеком, встал, спустился с крыльца, вопросительно посмотрел ей в глаза. Катерина рассказала отцу, что за гостя она привела, и Ипполит растерянно спросил:
- Гражданин комиссар, а вам не навредит, что у попа остановились?
- Папа, его Булыга на постой к нам послал.
- А-а, Булыга... Тогда будьте любезны, проходите. Моя обитель - ваша обитель. Дочушка, предложи страждущему гостю попить и поесть. Вы из уезда или, может, из Гомеля? Из Москвы-ы?! И какая же надобность вас сюда привела?
- Церковь меня интересует. Старинные книги, иконы, фрески.
- Вот оно что! - обрадовался Ипполит. - Славно, очень славно. Возраст у церкви действительно весьма почтенный. Выстояла, уцелела к досаде многих лиходеев. Здешний поляк-магнат когда-то рушить ее начал, чтобы на месте церкви костел поставить. Не дали православные.
Ипполит рассказал Сорокину о фресках, иконах, имеющихся в церкви.
- Мне кое-что известно, - заметил Сорокин, - знакомился с историко-статистическим описанием Могилевской епархии.
- Там не все значится.
- Не все? А что же именно упущено?
Прямого ответа не последовало.
- Часть икон и книг попала сюда из любчанской церкви, разрушенной поляками, - сказал Ипполит после паузы.
- Это когда?
- Когда они с Наполеоном сюда приходили.
Больше о церкви Ипполит рассказывать не стал.
Ужинали вместе, втроем. Прислуживала хромая и грузная кухарка Прося. У Ипполита была больная грудь, он сильно кашлял, всякий раз прикрывая рот рушником, который держал наготове на коленях.
- Здоровье подводит. И третий год вдовствую, - жаловался он. - Видно, брошу приход и к Катерине в Гомель переберусь. Отрекусь от сана.
- И от веры? - спросил Сорокин.
Читать дальше