Василий Хомченко - При опознании - задержать

- Потому мне и надо быстрей уехать.

- Был у меня жандарм Бываленко, - сказал Паисий, - интересовался Нонной, спрашивал, чьим иждивением живет. А заодно бумагу показал: ищут сбежавшего из Владимирской тюрьмы.

- И что вы сказали про Нонну?

- А ничего. Сказал, что она жена эконома, женщина богобоязненная, тихая.

Осторожно, хитро говорил и расспрашивал отец Паисий. Зорко следил гипнотическими глазами за Соколовским, удивлявшим его своим спокойствием и безразличием. Понял священник, что тот находится в критическом состоянии, когда расслаблены дух и воля. По опыту знал Паисий, что в такие минуты слабости люди каются, открывают свои страшные тайны, приходят с повинной. На таких людей слова наставления оказывают очень большое воздействие.

- ...Заблудший агнец да взойдет на тропу свою, - сказал он и этим евангельским поучением заключил первую половину своей беседы.

Снова наступила пауза. Они оба сидели так тихо, что из-под сундука вылезла мышка и, задрав мордочку, стала нюхать воздух. Почувствовала хлебный дух, подбежала к ловушке, встала перед открытой дверцей. Еще секунда - и она в мышеловке.

- Кыш, дурная! Куда лезешь? - топнул ногой Паисий и засмеялся. - Божье творение, жалко. Жить хочет, как и мы.

- Так уберите мышеловки, - улыбнулся Соколовский чудачеству Паисия.

- Нет, - покрутил головой Паисий, - не уберу, очень уж много их развелось. Пускай попадаются, пока я не вижу. - И снова поглядел спокойными глазами в глаза Соколовскому.

- Меня, сын мой, не интересует, что вы сделали, какой ваш грех перед богом и людьми, тяжкий или легкий. Я хочу, чтобы вы очистились душой, покаялись перед богом, и тогда он не прогневается, простит то, что вами содеяно.

- Спасибо за совет, - сказал Соколовский и почувствовал, что чем больше он говорит с Паисием, чем дольше сидит тут, тем больше теряет свою волю, словно во сне, подчиняется каждому движению и слову отца Паисия. "Что это я так оцепенел - будто перед самим господом богом?" - думал он, однако и не пытался как-то выйти из этого состояния.

- Я в этом приходе всего два года, - рассказывал священник, - до этого служил во Владимире. Перевелся сюда, потому что тут братья мои родные живут. Вам часом не знаком этот град Руси?

Соколовский молчал. Лгать, что не был во Владимире, не мог - Паисий не поверит, сказать же правду - опасался.

- Так вот, сын мой, - не дождавшись ответа, продолжал Паисий, - жену вашу невенчанную я там видел. Мать ее, Апраксию Давыдовну, хорошо знал, моего прихода прихожанка была. Дочку ее, Нонну, вашу невенчанную жену, крестил. Это я дал ей такое имя.

- Так вы все знаете, отец Паисий, все.

- А Нонна бросила родителей и пошла в чужой свет неведомо с кем. Вот теперь и стало ведомо, кто умыкнул ее от родителей. Вы, значит.

- Я, - ответил Соколовский без тревоги и страха. - Я привез ее сюда.

- А признайтесь, - вы же в бога не верите, креста на груди не носите, зачем вам церковное венчание? - говорил священник с усмешкой. - Безверие вас и погубит. Спасайте, пока не поздно, и свою душу, и души близких.

- А как спасать, отец Паисий?

- Понимаю, сын мой, вам тяжело. И боль ваша не за себя, а за Нонну и младенца, в коего бог уже вдохнул искру жизни. Убежать от этого невозможно. - Погладил свою черную бороду. - И бородой не прикроешься, не спрячешься под чужим именем.

"Он же все знает, этот бог Саваоф! - Соколовский был поражен. Откуда? Кто мог ему рассказать? - И точно стукнули его по голове. - Нонна рассказала. Только она и могла, только она одна и знает про все". Во рту стало горько, сдавило виски. Почувствовал, как отхлынула кровь от лица.

Это заметил и Паисий, встал, принес стакан с холодным квасом.

- Вы белый, словно вас с креста сняли. Попейте-ка.

Соколовский выпил квас, но легче не стало.

Неужели Нонна? Не хотел верить, заставлял себя сомневаться, но убежденность, что рассказала отцу Паисию все она, росла и крепла. Ходит же в церковь отца Паисия, вот и исповедалась ему. Ни разу ведь не сказала, что знает этого священника по Владимиру. Почему не сказала?

- Это Нонна вам все рассказала? - спросил он тихо.

- Я и сам знаю, сын мой, - не ответил тот на вопрос, - для чего вы надели на себя такие вериги. Страдания ваши народу посвящены. Путь себе выбрали такой же тернистый, как путь Христа. Тот пошел на кару во имя любви к ближним - и вы готовы взойти на эшафот во имя любви к народу. И все же пути ваши разные и заповеди разные. У Христа - не убий, вы же хотите дать людям добро убийствами. А кровь никогда не приносит человеку добра. Идите лучше дорогой Христа, не отказывайтесь от него, любите ближнего, верьте в бога и тогда поверите в бессмертие своей души. Когда любовь приведет вас к людям и Христу, вы спасете душу свою, дадите счастье близким, и Нонна счастлива будет.