Василий Хомченко - При опознании - задержать

Богушевич видел, как бежит Силаев и все время оглядывается на Нонну та не отставала от него, - как старается укрываться за тополями, росшими на улице вдоль хат. Богушевич сперва удивился, почему убегает Нонна, и наконец понял, что она прикрывает собой Силаева - своим телом, а может быть, и жизнью - не станут же стрелять в нее. Силаев бежал, не очень вырываясь вперед. Улица была прямая, со сплошными плетнями и заборами, свернуть было некуда.

- Барышня, с дороги! - кричал Бываленко. - С дороги!

Бываленко обогнали Брант и вахмистр. Топот ног, лязг шпор приближался к Нонне, она слышала это и оглядывалась. Бываленко отставал, вскидывал вперед револьвер, целился, но не стрелял. Раза два прицеливался и Брант, но, видно, тоже боялся попасть в Нонну, да и прохожих на улице было немало, - не стрелял, а может, просто не выдалось подходящего случая взять на мушку Силаева.

А на улице разодетые по-праздничному люди шли на ярмарку и в церковь эта улица вела как раз к ней. Прохожие торопливо бросались в стороны, прижимались к заборам. Какая-то женщина в пенсне, решив, должно быть, что стреляли в Нонну, крикнула Бываленко, махая на него раскрытым зонтом:

- Что вы делаете? Опомнитесь!

Начали выбегать люди из домов, одни что-то кричали, другие стояли молча, любопытно глазели.

Наконец Силаев улучил момент и свернул в какой-то переулок, следом за ним - Нонна.

Брант выстрелил. Богушевич бежал почти рядом с ним, и хорошо все видел. Он видел, как Нонна сперва приостановилась, откинулась всем телом назад, точно налетела на невидимую проволоку, натянутую поперек дороги, обернулась и так, глядя назад, стала сгибаться и оседать на землю. Брант только глянул на нее и побежал дальше. Остановился Бываленко. Когда подбежал Богушевич, еще не зная точно, но уже догадываясь, что случилось, Нонна сидела на земле, зажимая правой рукой рану на плече. По рукаву свадебного платья текла кровь... Богушевич подхватил ее под мышки, стараясь поднять на ноги, но сразу опустил.

- Доктора, доктора! - закричал он начавшим сбегаться людям.

Нонну подняли, подвели к лавочке, посадили. Врача среди присутствующих не оказалось, нечем было и перевязать рану, и Нонна по-прежнему зажимала ее рукой. Рука была в крови, в крови было и обручальное кольцо.

Бранта и вахмистра не было видно - побежали за Силаевым. Один Бываленко, красный, потный, запыхавшийся, стоят тут, кричал, чтобы кто-нибудь дал платок перевязать раненую. Нонну тесно обступили, женщины ойкали, крестились, возбужденно переговаривались. Протиснулась сюда и та женщина в пенсне, накинулась на Бываленко:

- Убийца! В кого стрелял? В женщину!

- Тихо, тихо! Спокойно! - старался перекричать всех ротмистр. - Ее ранили не умышленно. Сама кинулась под пулю. Ловили государственного преступника. Тихо!

Из соседнего дома принесли чистое полотняное полотенце, кто-то уже рвал его на полосы, женщина в пенсне стала перевязывать Нонне плечо. А она все вытягивала шею туда, куда побежал Сергей, все озиралась - хотела узнать, успел ли спастись.

Весть о происшествии уже долетела до соседних улиц, и оттуда бежали люди, а впереди всех - дети. Богушевич, оттесненный любопытными от Нонны, стоял у плетня, словно оглушенный.

"На моих глазах, на моих глазах все случилось, - терзался он. - Хоть бы Силаеву удалось убежать".

И он решил, что удалось, когда увидел Бранта и вахмистра, которые спешили сюда, к толпе. Бываленко пошел им навстречу, догадавшись, что они не поймали Силаева.

- Убежал! - крикнул кто-то в толпе. Нонна, услышав это, встала, перекрестилась, воскликнула:

- Слава тебе господи.

Брант говорил что-то Бываленко, тряся перед ним рукой, говорил быстро и сердито. Ротмистр растерянно переступал с ноги на ногу, изредка что-то отвечал. Потом Брант так же быстро и сердито выговаривал вахмистру, махал перед ним кулаком. Вахмистр, как автомат, покорно кивал головой, потом козырнул, повернулся назад, чтобы отправиться туда, куда было велено, и остановился, замер на месте.

И внезапно в толпе стихли говор и шум, люди повернулись в ту сторону, куда глядел вахмистр. А оттуда, со двора, торопливо шел Силаев. И чем ближе он подходил к толпе, тем тише становилось кругом, люди расступались, освобождали ему дорогу. А он все ускорял шаг, увидев на лавочке Нонну, которую уже перевязали, рванулся к ней, присел перед ней на корточки, что-то сказал, тихо, неслышно. Богушевич заметил, как перекосился у Нонны рот, как гневно блеснули глаза, услышал пронзительный крик: