Василий Хомченко - Следы под окном

Так кривонивцы расстались с Граками, надеясь, что навсегда.

Да вот Семен Грак появился снова в Кривой Ниве - уже начальником. Людей он всех хорошо знал, хорошо помнил и все прежние обиды. Он был теперь властелином над кривонивцами и упивался своей властью, испытывая наслаждение, свойственное всем властолюбцам, большим и малым, когда они видят, что внушают страх.

Не забыл он и Алену. В свой пятый, а может, и десятый приезд в деревню навестил ее. В тот день неожиданно потеплело, с утра засветило яркое солнце, проходя свой короткий зимний путь по чистому небу, и под теплом его лучей начал таять снег.

Грак вошел в хату один - в хромовых сапогах, великоватых для него (видно, с чужой ноги), в морском кителе и синих командирских красноармейских галифе. Фуражка немецкая, с длинным козырьком, на ремне висят пистолет в кобуре и мешочек с гранатой, на груди - черный немецкий автомат. Удивило, что Грак так легко одет, зима все-таки. Потом догадалась, что шинель, наверное, в школе оставил, где остановились все полицейские.

Алена сразу и не узнала Грака, в прежние его приезды в деревню она с ним не встречалась, старалась не попадаться ему на глаза. Сильно изменился он с тех пор, как уехал из Кривой Нивы, вытянулся, острое когда-то лицо округлилось. Только глаза остались прежними - с застывшим, немигающим взглядом, как у рыбы или змеи, да ямочка на подбородке. Про такие ямочки говорят - гусак ущипнул.

Войдя в хату, Грак протянул руку одной Алене.

- Привет. Поганый пес тебя приветствует. Узнала?

- Узнала, - она, помедлив, протянула в ответ свою ладонь.

Он крепко, до боли, ее пожал и долго не отпускал, как Алена ни старалась высвободиться из его руки, неприятно скользкой от ружейного масла, которым был обильно смазан автомат.

В хате как раз собирались обедать. Серафима схватила табуретку, махнула по ней передником, подставила к столу.

- Пообедайте с нами, Савкович. Вот и бульбочка горячая, рассыпчатая и капусточка из погреба, холодненькая, - начала она приглашать Грака.

Семен сложил руки на груди: левой ухватился за сгиб правой, а правую положил на левое плечо и пожимал его, словно оно болело; в такой позе, новой для него, стоял, презрительно оглядывая стол.

- А что ж это вы бульбу без сала едите?

- Семен, да откуда ж теперь сало? - пожаловалась Серафима. - Были недавно ваши и все, что в кадке оставалось, забрали.

- А где ж припрятанное? Думаете, не знаю, что есть и припрятанное сальце?

Однако сел за стол и начал есть картошку с капустой, запивая простоквашей.

- Обед не хуже, чем при Советах. Правда, Алена?

Алена, не поднимая от миски головы, молча ела.

- Алена, ты что, оглохла? - недовольный ее невниманием к своей персоне, переспросил он.

- Слышу, - ответила она, бросив на него короткий взгляд.

- А может, слезы льете по счастливой колхозной жизни? Забыли, как колоски собирали?

- Было и такое, Семен, что говорить... да потом ведь наладилось, ты же знаешь, - вступила в разговор Серафима.

Макар молчал. Заросшее щетиной лицо его было мрачным, отчужденным, в глазах стояла тревога. Макар чувствовал, что Грак пришел неспроста. Что-то задумал или дознался про связь Комковых с партизанами? Надо бы с ним быть поласковей, поугодливей, он же любит, когда перед ним на коленях ползают как же, начальник, власть; но не умел и не мог Макар притворяться.

- Так что ж, Макар, ты не захотел старостой стать? - обратился к нему Семен. - Или все еще красных ждешь, а? - В голосе его прозвучала неприкрытая угроза.

- Партизан боюсь, придут да и прикончат.

- Испугался! А вот отец мой не побоялся. Староста в Круглянах.

- Староста? - удивился Макар.

- Что, не слышали? Уже полгода. И не боится.

- Не слыхал.

- Семен, - заступилась за мужа Серафима, - здоровья нет у Макара, чтоб старостой быть. Мы ж теперь все старосты, по очереди. И то страшно. Вот Парфена убили какие-то люди из леса... Ты лучше расскажи, что на войне слышно, где там наши?

- Наши? - всем телом повернулся к ней Семен. Из-под выпуклых надбровий холодно сверкнули застывшие глаза. - Поджидаете?

Серафима поняла, что сказала не то, начала выкручиваться:

- Семен, да я ж про наших кривонивцев говорю. Вот же сколько на войну забрали, из каждой хаты, считай.

- Дураки ваши кривонивцы. Надо было домой удирать, когда отступали. Меня тоже мобилизовали, а я дома давно.

Грак говорил, поглядывая на Макара со злорадной усмешкой и потирая пальцем свою ямочку на подбородке. Алена видела его недобрый взгляд, и в сердце ее закрадывалась тревога.