Юрий Емельянов - Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата?

2. Отказ от любых соглашений с империалистическими державами.

Этот вариант был подобен тому решению, которое принял Л.Д. Троцкий в Бресте: никаких соглашений (ни с Германией, ни с западными державами) не подписывать, но в военных действиях против Германии участия не принимать. Вероятно, подобные действия дали бы известную отсрочку вступления СССР в войну, но практически неизбежная агрессия Германии началась бы с рубежей, расположенных в основном по польско-советской границе, установленной Рижским договором. Стратегическое преимущество Германии в этом случае было бы неоспоримым.

3. Согласие на подписание договора о ненападении.

Вопрос о целесообразности заключения советско-германского договора о ненападении стал предметом публичных дискуссий с момента его подписания. Поставил этот вопрос и И.В. Сталин в своей речи 3 июля 1941 года, сказав: «Что выиграли мы, заключив с Германией пакт о ненападении? Мы обеспечили нашей стране мир в течение полутора годов и возможность подготовки своих сил для отпора, если фашистская Германия рискнула бы напасть на нашу страну вопреки пакту. Это определенный выигрыш для нас и проигрыш для фашистской Германии».

Этот аргумент соответствовал представлениям, рожденным в пылу дискуссий по Брестскому договору о необходимости любой ценой добиваться «щелей во времени» или кратковременных «мирных передышек» для подготовки к будущим боям в непрекращающейся борьбе Советского государства против империалистических агрессоров. Отсрочка военного конфликта с Германией позволяла решить задания третьего пятилетнего плана для оборонной промышленности. Ряд показателей свидетельствует о качественных переменах, происшедших с 1939 года по июнь 1941-го в вооружении советских войск, и отчасти подтверждает справедливость аргументов И.В. Сталина об «определенном выигрыше», который получил СССР, заключив договор о ненападении. За этот период поступление винтовок и карабинов в войска возросло на 70 %, число ручных пулеметов — на 44 %, а станковых — на 29 %. Именно за эти месяцы были созданы совершенные образцы орудий, танков, самолетов, не уступавшие соответствующим видам вооружений в германской армии. Накануне войны были созданы «катюши».

Правда, не все задачи перевооружения и подготовки к войне были решены к 22 июня 1941 года. Однако очевидно, что в конце августа 1939 года Красная Армия была гораздо хуже вооружена и вряд ли смогла бы дать достойный отпор гитлеровской армии. Очевидно, в 1939–1941 годах советское руководство во главе с И.В. Сталиным рассчитывало максимально долго расширять «щель во времени» и оттягивать начало войны, вплоть до достижения военного превосходства над Германией.

Видимо, эти соображения во многом определили окончательный выбор Советского правительства. Ответ И.В. Сталина Гитлеру был готов через два часа после того, как Шуленбург зачитал послание германского фюрера. Выражая уверенность в том, что «германо-советский пакт о ненападении станет решающим поворотным пунктом в улучшении политических отношений между нашими странами», И.В. Сталин соглашался «на прибытие в Москву господина Риббентропа 23 августа».

23 августа Риббентроп прибыл в Москву, и в тот же день начались советско-германские переговоры. По словам Риббентропа, «последним препятствием к окончательному решению» явилось «требование русских… признать порты Либава (Лиепая) и Виндава (Вентспилс) входящими в их сферу влияния». Согласие Гитлера, полученное из Германии телеграммой, устранило и это препятствие. Поздно ночью 23 августа советско-германский договор о ненападении был подписан.

Германия получала гарантию неучастия СССР в германо-польской войне. СССР получил отсрочку германского нападения. Но, как и во времена Бреста, существенное значение в подобном договоре имели не только «щели во времени», но и «щели в пространстве», и прежде всего те рубежи, на которых будет размещена германская армия к моменту своего неизбежного нападения на СССР. Советские руководители сознавали, что фронт военных действий может переместиться в глубь страны. Об этом, в частности, свидетельствовало заявление И.В. Сталина в докладе XVII съезду партии, когда он ставил задачу создания «базы хлебного производства на Волге» в связи с тем, что могут возникнуть «всякие возможные осложнения в области международных отношений». В то же время советские руководители стремились максимально отдалить рубеж германского наступления от Волги (которой суждено было стать рубежом немецкой оккупации по плану «Барбаросса»).