Игорь Кузнецов - Засекреченные трагедии советской истории

Впрочем, уже в те времена было у Ежова и еще одно имя, которое лишь весьма немногие решались произнести вслух, да и то шепотом. «Кровожадный карлик» — так называли этого человека не столько за низкий рост (около 154 м), сколько за патологическую жестокость.

Нельзя забывать, что Николай Ежов был сыном своего жестокого времени, которое не только сокрушало самые возвышенные натуры, но и порождало невероятно причудливые характеры. Именно в этом времени и попробуем отыскать истоки той дьявольской энергии, с которой этот невыразительный человек расправлялся со всеми, кто выделялся из толпы.

Начало биографии Николая Ивановича Ежова не обещало не только головокружительной карьеры, но и просто заметного существования.

Родился в 1895 г. в бедной рабочей семье на окраине Петербурга. Получил лишь начальное образование. Продолжать его не стремился, да и возможностей не имел. С четырнадцати лет на заводе. Сменил несколько рабочих специальностей. В этой среде и формировались классовые инстинкты молодого пролетария.

Февральскую революцию встретил восторженно. Низвержение власть предержащих, разрушительный вихрь перемен, необузданную вольницу толпы принял сразу и безоговорочно. Вместе со всеми громил витрины фешенебельных магазинов на Невском проспекте, кричал на многотысячных митингах на Знаменской площади, бросал камни в сверкающие стекла петроградских дворцов.

В мае 1917 г. Н.Ежов становится членом РСДРП(б). После победы большевиков назначается военным комиссаром красноармейской части, участвует в гражданской войне. По возвращении с фронта направляется на партийную работу. В 1922 г. он уже секретарь Казахского краевого комитета РКП(б).

В 1927 г. Николай Ежов переводится на ответственную работу в Москву.

В период коллективизации он назначается заместителем наркома земледелия СССР. На этой должности энергичный замнаркома обнаружил своеобразные организаторские способности, заметно выделявшие его среди других сотрудников наркомата.

В 1930 г. он назначается заведующим Распределительного отдела ЦК, а спустя некоторое время становится заведующим Отдела кадров ЦК ВКП(б). Перед Ежовым открываются новые перспективы. На горизонте явственно замаячил путь в высшие эшелоны власти. На XVII съезде партии в 1934 г. он избирается членом Центрального Комитета при ЦК ВКП(б). Через год он уже председатель этой комиссии. В феврале 1935 г. Ежов избирается секретарем Центрального Комитета партии. Ему поручают курировать правоохранительные органы.

В политической биографии сталинского выдвиженца начинается новая глава.

В последние сентябрьские дни 1936 г. в большом доме на Лубянке царила паника. Назначение Ежова наркомом внутренних дел служащие центрального аппарата НКВД восприняли как большую личную трагедию. Его беспощадная жестокость, причем не только по отношению к недоброжелателям, но и к преданным ему людям, была хорошо известна. Сотрудники, связанные с опальным Ягодой, теперь сами оказывались под подозрением.

В первый же день своего появления на Лубянке новый нарком немедленно сменил здесь всю охрану. Сам же, разместившись в отдельном, левом крыле здания НКВД, принял такие меры предосторожности, словно готовился к длительной осаде. Бесчисленное количество вооруженных людей заняли все ближайшие и дальние подступы к кабинету наркома. К этому кабинету вели многочисленные замысловатые переходы с этажа на этаж. И на каждом переходе, каждом повороте, каждой лестничной клетке снова и снова проверяли документы, устанавливающие личность, осматривали личные вещи. Режим был усилен до такой степени, что даже ветераны ЧК не могли припомнить ничего подобного. Служащие наркомата замерли в тревожном ожидании.

В марте 1937 г. Ежов на оперативном совещании объявил о предстоящей инспекции местных органов НКВД. В разные концы страны одновременно командируются почти все начальники отделов центрального аппарата. Едва они успели выехать за пределы Москвы, как были арестованы на ближайших же станциях. Через два дня подобная операция была предпринята и в отношении других руководящих сотрудников наркомата.

С остальными и вовсе не церемонились. Их арестовывали прямо в служебных кабинетах. Но случалось, приходили и на квартиру. Как правило, ночью. Такая операция требовала определенной подготовки, поэтому планировалась лишь в отдельных, особо важных случаях. И, если однажды утром сотрудник не приходил на работу, а сослуживцам становилось известно о ночной драме, то ситуация считалась совершенно безнадежной — арестованный был заведомо обречен.