Кирилл Столяров - Палачи и жертвы

Карательная практика тридцатых, сороковых и начала пятидесятых годов высветила катастрофическую ущербность следователей из НКВД и МГБ. (Впрочем, я отнюдь не убежден, что и прежде, во времена ВЧК — ОГПУ, уровень их работы был всегда достойным.) Приведу два примера из материалов, отраженных в повести «Преторианцы».

Автор мельком упомянул о трагической судьбе колхозного пчеловода Г. И. Леткемана, по национальности немца, который в 1937 году обвинялся «в террористической, шпионско–разведы- вательной и вредительской деятельности в пользу иностранного государства». Подвергнутый нечеловеческим мукам, Леткеман подписал все, что подсовывали ему следователи во главе с Рухадзе. Чтобы читатели сами оценили степень их скудоумия, процитирую выдержки из протокола допроса Леткемана, от начала и до конца сочиненного этими, с позволения сказать, «умельцами»:

«…Кусов дал мне полные сведения о пчеловодстве по району за 50 рублей. Я спросил у него, знает ли он, для чего я взял эти сведения, на что последний ответил: «Очевидно, для журнала или статьи в газету…» В дальнейшей беседе я ему сказал, что собираю сведения не для журнала и газеты, а для германской разведки и что он может стать агентом и систематически давать сведения о пчеловодстве в районе… Кусов дал на это согласие…»

Этот же текст слово в слово повторяется в «показаниях» Леткемана об обстоятельствах успешной вербовки обвиняемого Гайдовского с той лишь разницей, что вместо сведений о пчеловодстве по Гагринскому району там фигурирует количество дров, заготовленных в 1935 году по Бзыбскому ущелью.

Остается только вообразить реакцию Гейдри- ха и Канариса, если бы эта информация стала достоянием немецкой разведки…

Решением Особого совещания при НКВД Грузинской ССР от 26 сентября 1937 года Гергард Иванович Леткеман и еще одиннадцать ни в чем не повинных граждан были осуждены к высшей мере наказания с конфискацией имущества.

Военная коллегия Верховного суда СССР 19 июля 1954 года рассмотрела в судебном заседании протест Генерального прокурора СССР на позорное решение «тройки» и посмертно реабилитировала всех осужденных.

О том же самом наглядно свидетельствует и история предварительного следствия по делу Г. Д. Гегелии, бывшего советского разведчика, арестованного Рухадзе по прямому указанию Сталина. Этот человек упоминался автором в главе «Мегрело–националистическая группа» и, думаю, заслуживает того, чтобы рассказать о нем подробнее.

Гегелия в течение двадцати лет успешно выполнял специальные задания за границей. Качество его работы охарактеризовал в ходе следствия по делу Рухадзе А. А. Гузовский, в прошлом генеральный консул СССР во Франции:

«Гегелия— старый и опытный агент, в совершенстве освоивший методы работы за кордоном. Все задания, которые ему давались, выполнял четко и аккуратно. Я проверял Гегелию через имеющиеся у меня возможности и убеждался в том, что он относится к сотрудничеству добросовестно… Никаких оснований сомневаться в честности агента Гегелии у меня нет. Такого же мнения были о нем сотрудники, у которых он находился на связи как до меня, так и после моего отъезда из Франции. Гегелия считался ценным агентом, выполнял серьезные задания органов советской разведки. Правда, более активному использованию Гегелии в послевоенные годы мешало то обстоятельство, что своим участием в движении Сопротивления он в определенной мере расшифровал себя как советский агент и поэтому подлежал отправке в Советский Союз, чего и сам добивался…»

Может быть, у подчиненных Рухадзе имелась Другая информация, изобличавшая Гегелию в предательстве? Как явствует из материалов дела, порочивших его данных вообще не было!

«В 1952 году я работал в бывшем 2–м отделе МГБ ГССР и вел дело Гегелии, — показал на допросе в МВД СССР тбилисский следователь Мурадов. — Факты его антисоветской деятельности во Франции не нашли подтверждения либо выяснились в другом свете. Чувствовалось, что к аресту Гегелии подошли необъективно и он оказался жертвой компании…

Его жена — Люсет Камиловна Сан—Реми, гражданка Французской Республики, тоже подвергалась аресту… Вопреки правилам ее арест не был согласован с Министерством иностранных дел СССР…

Вскоре мне из коридорных разговоров стало известно, что вопросом ареста Гегелии интересовался И. В. Сталин… Поэтому следствием принимались всяческие меры к тому, чтобы как можно быстрее разоблачить Гегелию. В таких условиях наивно было бы встать и сказать на совещании, что у меня на руках материалы, смягчающие либо оправдывающие его действия.