Кирилл Столяров - Палачи и жертвы

«Заместителю начальника Следчасти по особо важным делам МГБ СССР — полковнику г/б товарищу Соколову

РАПОРТ

Согласно распоряжению Министра Государственной безопасности Союза ССР товарища Игнатьева С. Д., 15 ноября 1952 года арестованный № 15 помещен в камеру № 77 Бутырской тюрьмы… из шести камер, расположенных в конце коридора, где размещена камера № 77, выведены все заключенные, и, таким образом, по соседству с арестованным № 15 других заключенных нет.

В целях конспирации эта часть коридора отгорожена специальной портьерой. У двери камеры выставлен круглосуточный пост из числа наиболее проверенных надзирателей… Надзиратели предупреждены, что арестованный № 15 способен допустить любую провокацию и может прибегнуть к самоубийству. Поэтому за ним необходимо вести особо тщательное наблюдение…

Также в целях конспирации принято решение прикрепить к арестованному № 15 наиболее проверенного, умеющего держать язык за зубами, врача и вызов других врачей к арестованному производить только в экстренных случаях.

Согласно указанию Министра, арестованный № 15 закован в наручники, которые будут сниматься только во время принятия пищи. Все остальное время арестованный № 15 будет сидеть в наручниках, причем в дневное время с руками за спину, а в ночное время — с руками на животе.

Материалы тюремного дела арестованного № 15, из которых можно догадаться о характере и содержании дела, переданы на хранение начальнику Внутренней тюрьмы тов. Миронову, а остальные материалы, по которым содержание и характер дела понять нельзя, переданы начальнику Бутырской тюрьмы…

Пом. начальника Следчасти по особо важным делам МГБ СССР— подполковник г/б Гришаев.

17 ноября 1952 г.»

Примечательный документ, не так ли? Составлен и безукоризненно, и с известной долей сдержанного подобострастия: вышестоящие начальники поименованы «товарищами», как будто они секретари ЦК. Сразу видна рука умного и вдобавок образованного человека — куда до него Шварцману, не говоря уж про Комарова. И верно — в будущем подполковнику Гришаеву суждено стать профессором Всесоюзного юридического заочного института (ВЮЗИ): это ему А. Ваксберг посвятил очерк «Заслуженный деятель» [4] См. «Литературная газета» от 15 марта 1989 г. .

Но речь не о нем, вернемся к Абакумову.

Выходит, обращение к «дорогим Л. П. и Г. М.» все–таки возымело действие? Да, похоже. Рапорт Гришаева позволяет ответить на очень важные вопросы: кто из двух высоких адресатов откликнулся на призыв о помощи и для чего это было сделано? Распоряжение исходило от министра Игнатьева, а тот, если так можно выразиться, был человеком Маленкова. А что это означало — облегчение участи или же игру мягкой лапой?

Устранение Рюмина и перевод Абакумова из одной тюрьмы в другую заметно не повлияли на служебное рвение следователей — те продолжали допросы с прежней настойчивостью. Однако характер их вопросов меняется: теперь следствие интересуется, почему Абакумов не отреагировал на заявление врача Лидии Тимашук, которая в августе 1948 года сигнализировала о неправильном лечении товарища Жданова и о наличии в Лечсанупре Кремля чрезвычайно опасной группы профессоров–террористов. Правда, заявление Тимашук было адресовано начальнику Главного управления охраны МГБ СССР генерал–лейтенанту Власику, но это не имеет значения — недавно арестованный Власик уже дал показания на Абакумова, заявив, что незамедлительно передал ему сигнал патриотически настроенной докторши.

К досаде следователей, Абакумов решительно отрицает соучастие в терроризме, а пытать его они уже не рискуют — состояние здоровья арестованного № 15 катастрофически ухудшается. И тогда появляется на свет еще один рапорт на имя заместителя министра госбезопасности генерал–полковника Гоглидзе:

«…по имеющимся врачебным заключениям, арестованный № 15 якобы страдает болезнью сердца, а наблюдающий за ним врач разрешил допрашивать его не более 3–4 часов и только в дневное время…

При таком положении, учитывая поведение арестованного № 15, на мой взгляд, добиться от него признания вины в совершенных им преступлениях невозможно.

Мне кажется, целесообразно было бы поставить об этом в известность Инстанцию и предпринять необходимые меры в направлении получения от арестованного № 15 признательных показаний. Такой мерой, по–моему, может быть тщательное медицинское освидетельствование арестованного № 15 и в случае необходимости — применение срочных медицинских средств для быстрого восстановления его здоровья с тем, чтобы после этого его можно было бы активно допрашивать и обязательно пользоваться при этом острыми методами.