Кирилл Столяров: Палачи и жертвы

Вместе с тем были и веские контрдоводы: тот же чемодан подтяжек Абакумов, возможно, получил в подарок, а часы, сапоги, запонки и прочее, в конце концов, мог купить на зарплату — ему, как, кстати, всем сталинским министрам, ежемесячно платили по двадцать пять тысяч, которые он расходовал без остатка. И внушительное количество тканей тоже имело свое объяснение: по свидетельству полковника юстиции А. Лискина, в то время в звании майора служившего в ГВП и принимавшего участие в обыске у Абакумова, это были, в основном, дешевые сорта вискозного шелка, использовавшегося для декоративного оформления стен его квартиры. А упомянутые Рюминым баснословные траты, по тогдашним понятиям, на ремонт и отделку квартиры в Колпачном переулке, к хищениям подавно не относились: на допросе Абакумов пояснил Мокичеву, что не усматривал в этом ничего зазорного — в квартирах и на госдачах министров все делается только за казенный счет.

Почему я анализирую подозрения на уровне умозрительных соображений, вместо того чтобы оперировать доказательствами — откуда похищено то или иное государственное имущество, когда, кем и при чьем содействии или попустительстве? Только потому, что происхождение вещей Абакумова не было надлежащим образом исследовано — сверху поступила команда не размениваться на мелочи, и начатый поиск тотчас свернули. Точно так же поступили и со вторым дополнительным обвинением: обнаруженные дома у Абакумова секретные документы были настолько деликатного свойства, что не допущенным к святая святых прокурорам запретили вникать в подробности. Впрочем, к этим документам мы обязательно вернемся.

Так что квинтэссенцией обвинения по–прежнему оставалась измена Родине, презумпированная в доносе Рюмина. Что же представлял собой сам Рюмин? Михаил Дмитриевич Рюмин родился в 1913 году, одолел восемь классов средней школы, а затем краткосрочные бухгалтерские курсы, однако указывал в анкетах, что имеет незаконченное высшее образование. Когда же впоследствии его попросили рассказать, какие экзамены он сдавал в институте, Рюмин не смог назвать ни одного предмета. Перед войной он был начальником планово–финансового отдела в дирекции по строительству канала Москва—Волга, а в годы войны служил в отделе контрразведки Архангельского военного округа, где отличился: зверски избив ремнем с металлической пряжкой фотокорреспондента газеты «Патриот Родины» Ермолина, заставил последнего дать ложные показания в том, что он был английским шпионом. Рвение Рюмина было замечено: в 1944 году его берут в ГУКР «Смерш» в качестве прикомандированного, а позднее зачисляют в штат старшим следователем. В мирное время Рюмина перевели в МГБ СССР, но с карьерой у него не ладилось — никак ему не удавалось подняться выше старшего следователя. Он спал и видел себя помощником начальника Следственной части по особо важным делам, часто жаловался сослуживцам, что его беспричинно затирают, и находил отдушину только на допросах, давя каблуками пальцы ног арестованных. В 1950 году, на пути с Лубянки в Лефортово, он забыл в служебном автобусе папку со следственным делом, за что получил выговор в приказе и подвергся партийной проработке. И тогда… Нет, чтобы не пересказывать все своими словами, лучше я процитирую признание

Рюмина, данное им весной 1953 года на допросе у генерал–лейтенанта Влодзимирского, в том же году расстрелянного по делу Берии:

«Вопрос: Рюмин, что вас заставило выступить в роли разоблачителя преступлений Абакумова?

Ответ: На первый взгляд, мой поступок может показаться нелогичным, но… я все тщательно обдумал и взвесил. Дело в том, что к лету 1951 года я очутился в довольно неприятном, шатком положении. Помимо объявленного мне по партийной линии взыскания за допущенную мною халатность, в конце мая месяца Управление кадров МГБ заинтересовалось неправильными сведениями, которые я давал о своих близких родственниках. От меня потребовали объяснения — почему я скрываю компрометирующие данные о них? 31 мая я написал рапорт, однако и в нем скрыл, что мой отец торговал скотом, что мой брат и сестра осуждены за уголовные преступления, а мой тесть Паркачев в годы Гражданской войны служил интендантским офицером в армии Колчака.

Обдумывая сложившееся положение, я пришел к выводу, что мне удобно… выступить в роли разоблачителя Абакумова. Так я и поступил, обвинив Абакумова не в известных мне фактах фальсификации следствия, а в смазывании дел и, прежде всего, в злонамеренном сокрытии показаний по террору…»