Анатолий Иванов - Вечный зов (Том 1)

- В обкоме мы много говорили о тебе с Субботиным.

- Вот как! - Алейников усмехнулся, угрюмо наклонил голову, шрам на щеке начал наливаться синей кровью. - Мое аморальное поведение, надо полагать, обсуждали? - И кивнул за дверь, в ту сторону, где была комнатка Веры.

- Да и об этом говорили.

- А если я ее люблю? - сквозь зубы выдавил Алейников негромко и тяжело, багровея теперь всем лицом, даже шеей.

Кружилин глядел на Якова долго и грустновато.

- Впрочем, люблю, не люблю, какое это имеет для вас значение? Этого не понять ни Субботину, ни тебе...

- Почему же...

Алейников медленно поднял голову, скользнул взглядом по стене, по большой карте Советского Союза, утыканной флажками, по черно-синему, высокому, похожему на гроб, несгораемому шкафу в углу, зацепился как-то неожиданно за грустноватые глаза секретаря райкома. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и за эти мгновения Алейников понял вдруг, что Кружилин не только все знает о его отношениях с Верой, но и понимает, что с ним, Алейниковым, произошло и что происходит сейчас.

- Вот так и живу, - сказал он, опуская голову.

За окном падал тихий, не очень густой, крупный снег. Алейников шел в райком не спеша, поглядывая на заснеженные крыши домов, вдыхая холодный, пахнущий свежим снегом воздух, и ему сейчас опять захотелось на улицу, потянуло вдруг его за село, туда, к Громотушкиным кустам, где он не раз встречался с Верой, захотелось постоять там, поглядеть, как на землю и на деревья неслышно сыплются крупные хлопья.

Алейников встал, подошел, как когда-то, к окну, бросил взгляд на засыпанный снегом зеленый плотный забор кружилинского дома.

- А забор так и стоит. Ведь ты хотел снести его?

- Хотел. Но ты же возражал. Запретил даже. "Поставили - пусть стоит. Не по своей прихоти, должно быть, его поставили. Не понимаешь, что ли?" Чьи слова?

- Мои, - произнес Яков покорно. - Только что слова?

Снег сыпался и сыпался за окном. Алейникову показалось, что легкие снежинки скользят по оконным стеклам с тихим, печальным шорохом. Он прислушался, но ничего не услышал.

- Берешь их назад, что ли?

- Год всего прошел, как ты вернулся в район, - заговорил Яков, будто не слыша его вопроса. - А кажется мне - не год, а много-много лет я прожил... Помолчал, наблюдая, как бьются в стекло мохнатые, похожие на ночных бабочек снежинки.

- Запутался, значит?

- Когда запутываются, можно и выпутаться. Тут страшнее, непонятнее... - Он прошелся по кабинету, сильно сутулясь, спина его, обтянутая черным пиджаком, горбилась, будто Якова гнуло к земле. - Да, страшнее, непонятнее, тут не найдешь слов...

- Не надо их искать, Яков, - сказал, будто попросил, Кружилин. - Потом когда-нибудь все слова, наверное, сами придут. Во всем, что было, сейчас не разобраться. Сейчас надо делать то самое дело, за которое мы дрались с тобой, Яша. Делать так же яростно и дружно, как дрались когда-то... - И сразу, без всякого перехода, только другим, порезче, голосом, проговорил: - Я думаю, надо тебя в члены бюро райкома избирать. Как ты сам на это смотришь?

Алейников не удивился словам Кружилина. Он только поглядел на него из-под лохматых бровей, сел к столу, опять сцепил пальцы. И сказал глухо, как в трубу:

- Не надо никуда меня избирать.

- Почему? - нахмурился Кружилин.

- Я на фронт пойду, - проговорил Алейников, глядя в одну точку. - С начальством своим я, кажется, все согласовал, ищут замену. - Он снова усмехнулся невесело и, когда усмешка исчезла, стерлась, мрачно добавил: - Меня отпускают, в общем, с радостью. А не отпустили б, самовольно бы сбежал, как Инютин. Другого пути для меня нет... Смешно?

Кружилин встал. Алейников ждал его сердитых слов. Но, к его удивлению, Поликарп Матвеевич заговорил спокойно, только в голосе слышалась едкая насмешка:

- В общем, смешно, Яков. Не то, что на фронт рвешься, а - другое... Смерти, как я понял, ищешь?

В голову Алейникову ударил жар, в переносице сильно заломило.

- Не знаю... Но вероятно... - Лицо его перекосилось от боли. - Сам поднять руку на себя не могу, не хватает сил, видимо. А там...

- Дурак! - больно хлестнул его Кружилин.

Алейников вскочил.

- Да, я знаю! - задыхаясь, прокричал он. - Мне Засухин говорил это... года три назад...

- Что он говорил тебе? - не понял Кружилин.

Но Алейников не стал объяснять. Сунув руки в карманы пиджака, он качнулся, пошел к двери. Там остановился, словно вспомнив что-то.

- Умом я понимаю, что дурак. Но я не могу иначе. Ты ведь не знаешь всего, всех моих дел... А за предложение это спасибо, Поликарп... И еще за то, что понимаешь - к девчонке этой, к Вере, у меня настоящее было. И - есть. Я обидел ее, знаю. Но тоже не могу... И объяснить ей это вразумительно не мог.