Филипп Эрланже - Диана де Пуатье

В действительности, мнения специалистов XVI века по вопросу о договоре, заключенном в Като-Камбрези, расходятся несравненно больше, чем по какому-либо другому. Из множества осуждающих и защитных суждений, настолько же отличающихся знанием дела, насколько противоречивых, мы выбрали высказывание барона де Рюбля:

«Франция, по сравнению с другими странами, получила наибольшее преимущество… Возврат Кале, захват Меца, Туля и Вердена, признание автономии Лотарингии и Эльзаса обеспечили безопасность наших естественных границ. Все эти успехи вместе наделили государство Валуа такой силой сплоченности, какой даже в наши дни не достигла никакая другая страна. Это качество Франции подверглось испытанию во время религиозных войн. Страну раздирали внутренние противоречия, за ее границами ей изменяли безжалостные сторонники, но ей не угрожала потеря ни одной из ее провинций… Расположение границ государства никем не оспаривалось. Ситуацию гражданской войны никогда не усугубляла одна из тех серьезных внешних угроз, что требует от страны сплочения всего ее народа в единую силу». 157 157 A. De Ruble. Le Traité de Cateau-Cambrésis.

Герцог де Леви Мирпуа, присоединяясь к этой похвале, добавил:

«В борьбе за гегемонию победила Франция, страна, борющаяся за равновесие сил в Европе».

Жан Эритье на это ответил:

«Францию в этой сделке одурачили. В области межгосударственных отношений установилась испанская гегемония. В области внутренней политики предстояли религиозные войны… Современники с полным на то основанием противоречили историкам нашего времени, говоря о том, что Франции неизбежно грозило нашествие со стороны Рейна, о возможности которого наши отцы не вспоминали еще со времен позднего Средневековья… Италия во владении испанцев представляла для Франции самую большую угрозу, так как самый могущественный и опасный враг находился в Мадриде. Вместе с Лю-сьеном Ромье мы говорим о том, что политическая правда была на стороне противников Като-Камбрезийского договора. Воссель был компромиссом, который обеспечивал стране будущее. Като-Камбрези стал отречением, которое принесло его в жертву». 158 158 Jean Heritier: Catherine de Médicis.

Лишь один факт не подвергается сомнениям. Соглашение, заключенное между Валуа и Габсбургами против Реформации, обеспечило вплоть до эпохи Людовика XIV католическому королю выгодное положение в Европе и предоставило ему полную свободу действий. За небольшой промежуток времени он создаст угрозу для Константинополя, захватит Португалию, едва не завладеет Англией и расположит свой гарнизон в Париже. Филипп II мог от всей души «поблагодарить Господа всемогущего за этот Священный мир».

«Заключение мира — главным образом дело рук коннетабля», — писал Людовик Гонзаго своему брату, герцогу Мантуи. Никто в этом не сомневался, но не менее верно также и то, по утверждению Люсьена Ромье, что у неистового Нестора «ничего бы не получилось без помощи Дианы де Пуатье».

В течение следующих недель король был в удивительно хорошем настроении и в бодром расположении духа. Франция, вышедшая из войны, также впала в легкую эйфорию. Это было затишьем перед бурей, одной из тех ярких иллюзий, которые судьба с удовольствием дарит человеческим существам, прежде чем толкнуть их в пропасть. Никогда еще столько горя и опасностей не таились под столь блистательным убранством.

В развитии цивилизации наступил кульминационный момент — Французское Возрождение, которое, в некотором роде, по требованию Дианы де Пуатье, прошло под ее знаком.

Рядом с порождениями величественного «коллективного искусства, напитавшегося из глубин народного творчества, как можно назвать архитектуру Средневековья», стали появляться памятники, создатели которых, как и других произведений этого периода, воспевали величие личности человека. Париж преобразился, и другие «привилегированные города», в свою очередь, украсились дворцами, пышными особняками, мавзолеями, убранство которых красноречиво говорило об эволюции умов и показывало противоречивость эпохи.

Над этими гробницами в благочестивом величии преклонили колени молящиеся. А снаружи на каменных лицах лежащих фигур надгробных памятников с безжалостной реалистичностью отпечатались ужас, упадок и отчаяние.

Генриху II досталось счастье, которого был достоин Франциск I, лицезреть во время своего правления целую плеяду великих людей, приравнявших эту эпоху в истории Франции к самым славным векам античности. От Ронсара до Филибера Делорма, от Жана Гужона до Клуэ, от Амбруаза Паре до Клемана Жаннекена разнообразные формы дарования достигли своего совершенства.