Николай Конрад - ЛЕКЦИИ ПО ИСТОРИИ ЯПОНИИ

Установление классового общества сопровождалось классовой борьбой и порождало ее. Основные противоречия в эту эпоху развивались во взаимоотношениях, с одной стороны, рабов и их хозяев — родовой знати, с другой — свободных родичей, начинающих чувствовать давление своих бывших старейшин, и этой же родовой аристократии. В целом, движение основной массы японского народа имело своей целью: получить возможность беспрепятственно вести свое земельное хозяйство в формах более удобных и не сковывающих инициативу отдельных хозяйствующих семей; прочно закрепить за собой определенные участки земли и орудия производства; обезопасить себя от угрозы обращения либо в подневольных землепашцев — "табэ", либо в облагаемых по произволу местных властителей налогами и повинностями крестьян.

В Кодзики и Нихонги, излагающих весь древний исторический процесс как "деяния богов" или "деяния царей", трудно найти прямое указание на это широкое движение населения. Возможно, что очень внимательный анализ междоусобных распрей различных родовых старейшин, о чем так много говорят хроники, вскрыл бы, что за этой внешней оболочкой во многих случаях таится движение земледельческих масс населения. Но и независимо от этого, об отдельных проявлениях этого движения говорить можно.

Для этого, чтобы понять в этом смысле повествование Кодзики и Нихонги, необходимо учесть, что в этом земледельческом населении были разные слои: некоторые семьи — многочисленные по своему составу, сильные в хозяйственном отношении, могли не без успеха сопротивляться попытками родовой знати наложить руку на их хозяйство и даже на них самих. Я считаю возможным предполагать, что случаи таких сопротивлений, а то и прямых оттеснений старой родовой знати не только были, но временами принимали даже широкий характер.

В какой форме об этом говорится в Кодзики и Нихонги? В этих хрониках неоднократно упоминается о случаях "обманного присвоения" себе тех или иных фамильных названий. Уже тот факт, что присвоение себе кем-нибудь того или иного фамильного названия не был безразличным для правителей того времени, свидетельствует о большом значении этого названия. Если же в тех или иных случаях это присвоение определялось как "обманное", это значит, что такое фамильное название присваивал себе тот, кто не имел на него, — с токи зрения правителей того времени, — права. Напомню, что фамильные названия в те времена были соединены с "кабанэ", т. е. с тем или иным положением в среде родовой знати. Если же это так, то случаи попыток "обманного" присвоения себе фамильных названий являются ни чем иным, как выступлением тех или иных семей из числа рядового земледельческого населения.

Носили ли эти выступления враждебный характер, т. е. шли ли они вразрез с интересами родовой знати? Безусловно. Это явствует уже из того, что подобное присвоение считалось "обманным", т. е. незаконным. Но это как нельзя лучше подтверждается и тем, что с таким присвоением активно боролись. Виновные привлекались к "суду": они подлежали испытанию, которое должно было удостоверить наличие или отсутствие у них действительных прав на название. Испытание это, носившее название "кугатати", заключалось в том, что обвиняемому предлагалось опустить руку в кипяток или приложить ладонь к раскаленному железному топору. Повреждение руки в этом случае или отказ от испытания рассматривалось как доказательство виновности, и преступник наказывался. Были ли случаи таких присвоений, т. е. выступлений рядового населения единичными или частыми? По-видимому, иногда такие выступления принимали угрожающие размеры. Так, например, по рассказу Нихонги, в царствование Инкё будто бы обнаружилось массовое обманное присвоение фамилий, вследствие чего в 415 году было проведено общее судилище в форме "кугатати", давшее возможность устранить "преступников". Подобные суды производились и в дальнейшем.

В этом широком движении земледельческого населения приняли самое активное участие натурализовавшиеся в Японии корейцы и китайцы.

Как было уже изложено выше, поселенцы из Кореи и Китая появились на японских островах еще в глубокой древности. По историческим источникам их присутствие можно установить уже в III в. н. э. В первое время, когда население было еще редкое, когда связи между отдельными группами были еще слабыми, эти переселенцы жили обособленно и занесенная ими культура оставалась достоянием их одних. Однако в связи с массовым бегством населения из Китая — из тех районов, где разыгрывались очередные междоусобные войны, или где появлялись воинственные кочевники — число этих переселенцев росло. Описанные выше отношения с Кореей повлекли за собой большое переселение и оттуда. Росло и собственно японское население, увеличивалось соприкосновение его с переселенцами, и в результате китайско-корейская культура стала распространяться и среди японцев. Ранее других это имело место на о. Кюсю (Цукуси), о котором так много упоминалось в китайских историографических памятниках; в дальнейшем китайская культура охватила и население Ямато.