Евгения Яхнина - Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья

Прочтенные документы произвели огромное впечатление на победителей Бастилии.

- Парижане! Он прав! Спасайте бумаги!.. - закричали разные голоса. И к Адора потянулись десятки рук с обрывками бережно подобранных и спасенных от огня бумаг.

Но Жак продолжал неотступно думать о своем.

- А заключенные? - громко крикнул он, покрывая своим голосом голоса всех других. - Освободим скорее узников! Ведь они еще и не догадываются, что пришло их спасение.

Жак, а за ним другие ринулись во двор, где в башенные стены были вмурованы страшные, лишенные света казематы.

Под ломами, топорами начали трещать двойные и тройные, окованные железом двери казематов. Висевшие на них тяжелые замки издавали протяжный, воющий звук, когда тюремщики поворачивали в них заржавленные ключи. Их скрежет возвещал пленникам о времени, когда им приносили пищу. Но как часто возвещал он о наступившем для них смертном часе!

- Сюда тюремщиков! Тюремщиков сюда! Да куда же они попрятались! Ключи! Ключи!

- Где Пьер Круазе? Сюда Круазе! - громко потребовал Жак.

Но никто не отзывался. Испуганные, трепещущие перед справедливым возмездием тюремщики попрятались кто куда.

Но их все-таки нашли. Вот и Пьер Круазе. Жак хорошо запомнил этого человека. Но сейчас он не похож на самого себя. В его глазах затаился животный страх перед неминуемой расплатой. Судить будет народ, а это страшный судья.

Жак схватил Круазе за шиворот.

- Теперь ты больше не будешь лгать! Отвечай, когда умер Фирмен Одри? Где похоронен?

- Он жив, - пролепетал Круазе, - он здесь!

- Как?! - Рука, державшая Круазе, разжалась. - Идем! Скорей! Где он?

Жак подумал, что Круазе хитрит и хочет завести в тупик, когда тот повел его по извилистым коридорам, по темным, замшелым ступеням туда, где на девятнадцать футов ниже уровня двора, в подземельях, находились самые страшные из казематов. Словно в насмешку, башня, где они находились, называлась Башней Свободы. Но Круазе был слишком напуган, чтобы пытаться ослушаться победителей.

Жака словно что-то подтолкнуло к последней, самой массивной двери.

- Ключи от этой камеры! - потребовал Жак.

- Их взяли... всю ту связку...

- Кто взял?

- Те, кто первые вошли во двор.

Это было похоже на правду. Тогда на дверь посыпались удары. Не щадя своих рук, заколотили в двери люди, пришедшие вместе с Жаком. Но ответом было молчание. Вдруг изнутри послышался чей-то далекий глухой крик и бессильные удары в дверь. Это придало людям новые силы, и они принялись высаживать дверь. Только каретник догадался, что Круазе лжет; он бросился к нему и вытащил у него из кармана связку ключей. Один из них после некоторых усилий каретника повернулся в замке. Скрипя, открылась тяжелая дверь. Перед взорами осаждавших предстал седой как лунь, изможденный старец. При виде вошедших он поднял руки, пытаясь закрыть ими голову. Высохшая кожа, рбтягивавшая руки, походила на пергамент.

- Кто вы? Как ваше имя?

Старик беспомощно мотал головой.

- Я человек! - наконец через силу выговорил он шепотом.

- Фирмен! Фирмен Одри! - в отчаянии позвал его Жак.

Услышав свое имя, старец выпрямился, подался вперед, будто отзываясь на тюремной перекличке. С ужасом увидел Жак бессмысленное выражение глядевших на него глаз.

- Он уже давно не в себе... Помешался... - начал было Круазе, но Жак с силой оттолкнул его.

Сознание, вернувшееся к Фирмену на мгновение, когда он услышал свое имя, тотчас его покинуло. Он не отвечал ни на один вопрос, несвязно бормотал что-то о мадам де Помпадур, Людовике XV. Вот все, что сохранила его память.

Каретник, опустив руку на его плечо, ласково произнес:

- Очнитесь! Опомнитесь! Царство Людовика Пятнадцатого давно кончилось. Мадам де Помпадур умерла. А вы выйдете сейчас на свободу.

Но эти слова не произвела на старика ни малейшего впечатления. Он уныло мотал головой и вдруг так же бессмысленно беззвучно рассмеялся.

"Так вот во что превратили этого человека, который когда-то имел мужество пойти против короля и его фаворитки! Это жалкое существо, этот выходец с того света - тот Фирмен, о котором отец Поль говорил с таким уважением, подражать которому с детских лет я стремился! Это тот Фирмен, которого любила Эжени Лефлер". У Жака мороз пробежал по коже. Может быть, как в волшебной сказке имя любимой вернет Фирмена к жизни? Если бы Жак умирал и при нем произнесли: "Бабетта!" - он победил бы смерть! Жак это твердо знал. И, подойдя вплотную к Фирмену, Жак произнес: