Энрике Каррильо: Мата Хари: Тайна ее жизни и смерти

– Я – не ваш посредник, господин адвокат, – жестко отвечает офицер, – если вы должны что-то сказать этой женщине, то делайте это сами. – Адвокат дрожащими ногами следует за этой маленькой процессией.

Сначала пришли в канцелярию на первом этаже; у нее есть прозвище «Авиньонский мост», через нее проходит каждый, кто хочет попасть в сильно разветвленные помещения тюрьмы Сен-Лазар.

Теперь нужно идти по длинному коридору; открытое газовое пламя распространяет слабый свет; чтобы заглушить любой шум, который могло бы заставить заключенную заподозрить неладное, добрые сестры расстелили ковры и циновки под нашими ногами.

Сестра Леонида открывает камеру; офицер спрашивает, взглянув на трех женщин в их кроватях: – Которая? – В середине, – отвечает монахиня.

Мата Хари, который приняла вчера вечером двойную дозу хлорала по моей просьбе, крепко спит; оба сокамерницы все поняли и выпрыгивают, всхлипывая, из своих кроватей.

Сестра, у которой ночное дежурство, стоит на коленях и молится; ее восковое лицо освещено мерцающим светом ночной лампы.

Капитан тормошит осужденную; она раскрывает глаза, пытается говорить; она усаживается, опираясь на кулаки; в этом положении она выслушивает офицера, который начинает говорить в твердом тоне, даже немного возбужденно: – Госпожа Зелле, будьте мужественны, президент республики отвергнул ваше ходатайство о помиловании, пришел ваш последний час. -

Наступает глубокая тишина. В полутени видны только два сверкающих глаза.

Сначала слабым голосом, который, однако, быстро окреп, Мата Хари повторяет минимум десять раз: Это невозможно, это невозможно!

Быстро она вновь собирается с духом; сестра Леонида беспокоится о ней, склоняется к ней, воодушевляет ее. Мата отвечает:

– Ничего не бойтесь, дорогая сестра, я могу умереть, не став слабой, вы увидите прекрасную смерть. -

Я предлагаю ей для укрепления нюхательную соль. – Спасибо, дорогой доктор, – говорит она, – вы увидите, что я не нуждаюсь в этом. – Зато она принимает бокал грога, который подает ей доктор Браль. Тогда она начинает одеваться или, скорее, позволяет одевать себя, причем большинство присутствующих предупредительно выходят.

Я остаюсь поблизости; она еще лежит в кровати; ей подают предметы одежды; ее рубашку, не из грубого льна, как утверждали, а из ее собственной коллекции нижнего белья, которую ей оставили, она поднимается при движении и обнажает ее тело. Монахиня хочет встать, чтобы прикрыть ее собою: – О, не стоит, дорогая сестра, в этот момент стыд здесь уже больше не имеет значения – говорит она, отказываясь.

Постепенно лицо Маты Хари принимает жесткое и гневное выражение; в то время как ее одевают, она произносит продолжительный монолог: – Эти французы!… Если бы я только знала, какую пользу принесет им мое исчезновение из этого мира… Если бы они могли хотя бы, благодаря этому выиграть войну!… Ну, теперь они увидят!… Это ради них я столько трудилась, я, которая вовсе и не француженка…

– Дорогая сестра, пожалуйста, дайте мне мою самую теплую одежду, я чувствую, это понадобится сегодня утром. Дайте мне также мои красивые, маленькие ботинки; нужно быть хорошо обутой, я всегда заботилась об этом. Во время этой беседы танцовщица совершенно спокойно пудрится. Потом она внезапно серьезно говорит: – Я должна поговорить с пастором. -

Пастор Дарбу приближается; он просит небольшое количество воды; наполняют бокал узницы, он берет его дрожащей рукой. По его желанию его оставляют наедине с танцовщицей. Таким образом, очевидно, состоялись предсмертные крестины Маты Хари.

В то время как проходит эта предельно простая церемония, я остаюсь в обществе мэтра Клюне перед дверью камеры.

– Разве это не горе, – говорит почтенный правовед, – быть вынужденным видеть, как убивают такую женщину во цвете лет: все же, она очень умна; и было бы действительно лучше суметь воспользоваться ее способностями на пользу нашей страны вместо того, чтобы устранить ее таким образом! -

В этот момент раскрывается дверь; пастор, с глазами, полными слез, выходит; безмолвно он просит нас, чтобы мы снова вошли.

Мата, прямо, не опираясь, с гордым выражением лица, стоит готовая к визиту в центре камеры. На ней элегантный синий костюм с длинным жакетом, обрамленный белым; на голове уже шляпу с широкими полями и страусиными перьями; в полном спокойствии она надевает перчатки.

– Я готова, произносит она с уверенностью, потом обращается сначала ко мне: – Я благодарю вас снова и в последний раз, дорогой доктор, за всю вашу заботу и опеку. – Затем сестре Леониде: – Я много путешествовала, дорогая сестра; и вот на этот раз я отбываю в мою последнюю поездку. Я еду на большой вокзал, который не знает возвращения… Дорогая маленькая матушка, посмотрите на меня и поступайте, как я, не плачьте! -