Энрике Каррильо - Мата Хари - Тайна ее жизни и смерти

И Массар шипит:

– Комедиантство!

Комедиантство? Но почему? Почему в этой женщине не могло остаться что-то откровенное, цельное, первоначальное? Я, по крайней мере, в беспрерывном поиске светового рефлекса в душе обвиняемой, как бы ни был он слаб, я еще раз спрашиваю себя, не могли ли бы мы, все присутствовать на каком-то процессе, который открыл бы нам ее невиновность.

– Вызовите первого свидетеля защиты, – приказал полковник.

Господин достойной наружности приблизился к барьеру.

– Почему вы попросили вызвать свидетеля? – спросил обвинитель.

Мата Хари, в спокойном тоне, нежно, почти тихо, с улыбкой отвечала:

– Свидетель занимает один из наиболее высоких постов, которые существуют во Франции. Он в курсе всех намерений правительства, всех военных планов. Итак, по моему возвращению из Мадрида, я встретилась с ним. Он был моим первым другом после моего развода, и было вполне естественно, что я с удовольствием встречалась с ним. Мы провели три вечера вместе. Я хотела, чтобы он сказал, был ли хоть какой-то момент во время наших встреч, нашей интимной близости, когда я задала бы ему хоть один вопрос, касающийся войны.

Свидетель, тогда еще французский посол при королевском дворе союзной страны, или совсем только недавно назначенный на этот пост, ответил взволновано:

– Никогда, вообще ни разу! -

– Это совершенно невероятно, – прервал его обвинитель, – что два человека вместе могли провести три дня, даже не вспомнив о том кошмаре, который преследует нас.

– Это, возможно, покажется невероятным, но это правда, – ответил свидетель. И так как никто не мог бы подвергнуть это сомнению, он добавил:

– Мы говорили об искусстве, о восточном искусстве.

– Вот видите! – впервые громко воскликнул защитник, – теперь вы видите это, эта женщина проводит три дня с одним из наших ключевых государственных деятелей и не говорит с ним ни слова о том, что может больше всего заинтересовать наших врагов.

Морне возразил ему хладнокровно и непримиримо:

– Подсудимая достаточно умна, чтобы знать, что у опытного дипломата нельзя так же легко выманить тайну, как это происходит с опьяненными любовью молодыми офицерами, которые неспособны не довериться знаменитой художнице. Все же она не преминула воспользоваться влиянием важного человека, который поддерживает с нею нежные отношения. Говорили и, возможно, это правда, что некоторые письма Маты Хари ее друзьям в Мадриде и Амстердаме были написаны на официальных бланках министерства иностранных дел. Еще этим она пыталась доказать прежде всего тем, которые ей платили, что она располагала связями, дававшими ей возможность проникать в государственные тайны. Ее заметное для других шпионов появление в обществе знаменитого посла, который стоит здесь перед нами, украшало ее нимбом, который позволял бы ей держаться требовательно и претенциозно.

При этих словах свидетель побледнел и замолчал. Предположения обвинителя кажутся ему, без сомнения, логичными. Но когда его спросили, не может ли он еще что-то добавить, он повторил, как настоящий джентльмен:

– Хорошее мнение, которое у меня было об этой даме, ни в коей мере не ухудшилось из-за только что произнесенного.

Он поклонился танцовщице и удалился, так же серьезно, как и пришел.

Среди приглашенных свидетелей находился также бывший военный министр; но так как он был нужен на фронте, он не смог лично последовать призыву той, которая, согласно его письмам, была самой глубокой любовью его жизни. Президент принял к сведению, что этот свидетель объяснил чиновнику, уполномоченному его допросить, что подсудимая никогда не говорила с ним о войне, а также не задавала ему вопросы, которые показались бы ему подозрительными.

– Но кто тогда, однако, – спросил обвинитель, – сообщил вам о подготовке к наступлению 1916 года?

– Никто.

– Как? Вы отрицают, что знали об этой подготовке?

– Я признаюсь, что я, находясь тогда в зоне боевых действий, чтобы позаботиться о капитане Марове, чувствовала признаки подготовки большого наступления. Разные друзья-офицеры намекали мне на это; все же, однако, подумайте, если бы я и захотела передать такие сведения немцам, это было бы для меня совершенно невозможно.

– Тем не менее доказано, что вы постоянно переписывались с Амстердамом. Дипломатическое представительство нейтральной страны принимало ваши письма; оно же пересылало их дальше, полагая, что они были предназначены для вашей дочери.